Всегда в седле (Рассказы о Бетале Калмыкове) - [54]

— Я знаю, Мироныч.

— Знать мало: чувствовать надо, всей душой чувствовать.

— Понимаю, Мироныч…

* * *

Выйдя из гостиницы «Бристоль», Калмыков направился к старым армейским, казармам, где размещались делегаты проходившего в тс дни в Пятигорске Второго съезда народов Терека. В числе других на съезде присутствовали посланцы Кабарды и Балкарии.

Бетал размашисто шагал по мокрым унылым улицам, весь поглощенный предстоящими делами. Он не замечал холода, не чувствовал, как на лице тают мокрые хлопья снега и стекают за шиворот студеными струйками.

Мысли его были о той великой партии, сыном которой он стал отныне и навсегда, о том великом общем деле, которое делала вся партия и вместе с нею он — сын простого кабардинского табунщика, Бетал Калмыков.

Он думал о том, что революция всколыхнула и подняла к иной жизни все народы, населяющие огромную Россию. И самое главное сейчас — сделать так, чтобы каждый из этих больших и малых народов понимал революцию одинаково, независимо от своих мелких интересов и выгод. Природный ум, здравый смысл и та политическая закалка, которую он успел получить за последние годы, подсказывали ему, что революция на Кавказе зависит именно от этого. И суть ее вовсе не в пресловутой «чести нации», не в тяжбах из-за отдельных участков и пастбищ, не в сохранении национальных устоев и обычаев, на которые, кстати, никто и не посягает, а в том огромном, единственно правильном и необходимом, что Советская власть принесет и горцам, и казакам, и иногородним.

Занятый размышлениями, Бетал замедлил шаги, машинально прислушиваясь к позвякиванию о брусчатку железных подковок своих солдатских сапог.

«Киров мне верит. Ной верит. Я должен быть достойным их доверия. Иначе нельзя. Сейчас все кавказцы — словно заряженные ружья. Только тронь за курок — раздастся выстрел. А выстрелишь раньше времени — промахнешься. Сначала нужно, чтобы и кабардинцы, и чеченцы, и осетины, и балкарцы, и дагестанцы стали заодно. Тесно тогда будет на нашей земле князьям и уоркам — не найдут, где воды напиться. И почему мы никак не хотим этого понять? Русские давно поняли и заботятся о нашем единстве больше, чем мы сами…»

За поворотом улицы показались серые здания бывших казарм, построенные давным-давно для солдат Апшеронского полка. Стояли они на склоне горы, близко друг к другу. Приземистые, с одинаковыми квадратными окнами, казармы производили тягостное впечатление.

Киров и Буачидзе, размещая делегатов съезда, учитывали одно немаловажное обстоятельство: нужно было разъединить враждебно настроенные друг к другу делегации. Между казаками и чеченцами поселились кабардинцы и балкарцы, между ингушами и осетинами — иногородние. Эта маленькая хитрость пока что оправдывала себя: никаких конфликтов и инцидентов в казармах со дня открытия съезда не возникало.

Калмыков вошел в подъезд.

Два узких окошка, расположенных по краям несуразно длинного коридора, пропускали так мало света с улицы, что Бетал некоторое время стоял, прислонившись спиной к стене, чтоб не налететь на кого-нибудь, пока глаза его освоятся с полутьмой.

Наконец он осторожно двинулся вперед и, дойдя до пирамиды с оружием, остановился.

Проход загородил бородатый старик-чеченец в чалме, стоявший в молитвенной позе на коленях на разостланной бурке. Рядом с ним на полу лежали его ружье, сабля и кинжал.

Калмыков отлично понимал, что пока старый хаджи не закончит утреннего намаза, путь дальше закрыт.

Старик заметил Бетала, но продолжал молиться с прежней медлительностью и невозмутимостью.

Прошло несколько минут. В коридор вошли три подвыпивших казака. Громко переговариваясь, они приближались к тому месту, где стоял Калмыков. Один из гуляк вполголоса затянул песню.

Хаджи, продолжая намаз, пододвинул к себе ружье.

Казаки были уже в трех шагах и продолжали шуметь, хотя и заметили старика.

Бетал загородил им дорогу.

— Тихо! — негромко сказал он.

Кудрявый казак, который пел песню, от удивления замолк, вглядываясь в темноту коридора:

— А ты кто такой? Ты кто? Атаман, что ли?

Дружки-его поддержали:

— Ишь ты! Маузер прицепил, так думаешь — испугались тебя?!.

— Мы — казаки! Понял? Сам царь не говорил нам «Тихо!». А ты отколь взялся? Кто таков?

Бетал показал им свой партийный билет.

— Вот кто я такой, товарищи!

Казаки мгновенно затихли и, шикая друг на друга, повернули назад.

Калмыков облегченно вздохнул.

В это время старик-чеченец закончил молитву и тяжело поднялся с колен.

— Салам алейкум! — подошел к нему Бетал.

— Уалейкум салам! — отвечал старики продолжал на довольно чистом русском языке: — Ты славный парень. Кто ты?

— Из Кабады. Калмыков.

— А-а, — протянул старик. Слышал я о тебе от Асланбека Шарипова. А ты молодец, — чеченец кивнул по направлению к двери, куда удалились казаки, — послушались они тебя. Аллах свидетель, если б помешали молитве, пристрелил бы на месте! Правда, одной ногой я стою в могиле, но ружье мое еще не знало промаха!

— Дай бог, чтобы и впредь так бы, — сказал Калмыков. — Но, прости меня, стрелять надо только в своего врага… Да и то, если ты твердо уверен, что это враг. — Калмыков наклонился и, быстрым движением подняв бурку с пола, накинул ее старику на плечи.