Всегда в седле (Рассказы о Бетале Калмыкове) - [53]

— Словом, показал свое гнилое нутро? — вставил Киров.

— Да, не удержался… Ну, я на другой день передал Беталу содержание разговора. Тот попросил показать ему этого интеллигента. Я исполнил его просьбу, а теперь раскаиваюсь, — Ной улыбнулся широкой, подкупающей улыбкой. — Не знаю, что Бетал сделал с ним, но на съезде он больше не появлялся… — И без очевидной связи с предыдущим: — Как ты думаешь, Мироныч, выйдет толк из Бетала?..

— По-моему, выйдет, — серьезно отвечал Киров. — Я знаю его давно. В свое время собирался взойти на Эльбрус вместе с ним. Кабардинские крестьяне подняли тогда восстание на Зольских пастбищах, и Калмыков был среди них. Слышал?..

— Слыхал. Кабардинцы, Мироныч, — народ смирный и дружный. Что решили — от того не отступятся. Сто тридцать делегатов прибыло от них на съезд. Сто тридцать. Больше всех.

В дверь негромко постучали.

— Войдите! — сказал Киров. — Видимо, это профессор.

Ной Буачидзе нехотя приподнялся, свесил с тахты худые ноги в шерстяных носках, укутался байковым одеялом.

Отворилась дверь, и вошел Бетал Калмыков.

Он был в овчинном кожухе, из-под которого выглядывала серая черкеска. На голове — смушковая папаха. На груди, крест-накрест, — портупея, сбоку, у бедра, маузер в деревянной кобуре.

Он остановился у порога, большой, сильный, полный энергии.

— Проходи, Бетал, — сказал Киров, ответив на его приветствие. — Будь гостем.

Калмыков осторожно, стараясь ничего не задеть и не повалить по дороге, подошел к столу. Ослабил ремень портупеи, достал из-за пазухи новенький партбилет и протянул его Кирову.

— Вот, смотри, — гордо сказал он.

Сергей Миронович крепко обнял Бетала.

— Сам Анджиевский дал… — не успел Калмыков закончить фразу, как на плечи его легли дружеские руки Ноя Буачидзе, вставшего с постели.

— Поздравляю тебя, Бетал… Видишь, Мироныч, большевиков на Кавказе становится все больше.

И Ной расцеловался с Калмыковым.

— Кстати, скажи-ка нам, — прищурившись, спросил он. — Что ты сделал с тем хлюпиком, которого утащил со съезда?

— Контра он, — сердито сказал Калмыков, помогая Буачидзе дойти до тахты. — Можно пропустить всех эсеров мимо заряженного ствола, а таких, как он, стрелять надо! Казаков мутил! Если, говорит, казаки уступят власть горцам, — конец. Сожгут горцы казачьи станицы, отнимут жен и детей у казаков… А нам другое: казаки перед царем выслуживались, и позволил он им отобрать у нас земли, те, что прадедам нашим принадлежали. Потому и обнищали горцы. Из-за казаков. Гоните их, говорит, из Кабарды, с Кавказа гоните…

— Так и сказал?

— Так и сказал, — глаза Бетала засверкали. — Подлый человек, двойная душа! Почему, говорит, пришли вы, горцы, на съезд и сидите рядом с казаками? Оглянитесь: чеченцев, ингушей, осетин — мало на съезде. Свои дела у них дома. И вам надо в своей сакле порядок навести. Уезжайте отсюда!

Киров смотрел на своего друга с нескрываемым удовлетворением, в душе радуясь за него. «Возмужал, вырос, — думал Сергей Миронович. — Революция подняла его, открыла ему глаза. Верный человек будет!»

— Наши делегаты попросили меня убрать его, — продолжал свой рассказ Бетал. — В отаре овец не место волку, сказали они.

Всякое может случиться. Как бы мы нечаянно не зашибли его совсем. Избавь нас от греха!

— Ну, и ты избавил? — стараясь не улыбаться, спросил Киров.

— А что мне оставалось делать? Я увел его со съезда в трактир, накормил досыта, а потом в подвал посадил.

— Как посадил? В какой подвал?

— Простой подвал. На замок запер.

Глядя на вполне серьезное, бесхитростное лицо Бетала, Киров усилием воли снова подавил желание рассмеяться.

— Это же… беззаконие, — сказал Буачидзе.

— А что было делать? Народ сказал — если мы его стерпим, наши кинжалы не стерпят. Чем убьют, пускай лучше сидит, пока съезд не кончится. Я ведь как лучше хотел. Проходимец он…

Первым расхохотался Киров. Потом Буачидзе. Вскоре смеялись все трое.

— Однако ты крут на расправу, — сказал Сергей Миронович, — но вот что заметь: одну истину все-таки изрек этот интеллигентик — мало на съезде чеченцев и осетин. А пока не завоюем мы большинства среди горцев, не сумеем и установить на Северном Кавказе нашу власть. Ной тоже об этом говорит — пока на съезде достаточно полно представлены кабардинцы и балкарцы, а остальные… — он развел руками. — Да и слов много. Больше недели говорим, а конкретного дела нет.

— Особенно разговорчивы меньшевики, — сказал Буачидзе. — Ходят вокруг да около, а ясно не скажут, чего они добиваются. Вот если бы ты, Бетал, сумел убедить своих делегатов в необходимости установления власти Советов, то сослужил бы революции немалую службу. И другие бы пошли за вами. Сможешь?..

— Попробую, — не очень уверенно ответил Бетал.

— Попробуй.

Взглянув на Калмыкова, Буачидзе понял, что тот займется поручением сейчас же, не откладывая на завтра. Протянув вперед свою длинную худую руку и будто отрубая ладонью каждое слово, Ной заключил:

— Дело это чрезвычайной важности, Бетал Эдыкович. Будь внимателен. Мы тебе доверяем…

Киров дружески взял Бетала за руки, и, глядя ему в глаза, проникновенно сказал:

— Ты теперь член нашей партии, и то, что тебе придется делать, — поручение партии!