Всегда в седле (Рассказы о Бетале Калмыкове) - [49]

В толпе Бетал приметил два знакомых лица. Мирзабек Хатакшоков, давнишний недруг его, и Харис.

Мирзабек, одетый в новенький, с иголочки, адвокатский сюртук, занимал почетное место справа, среди дворян.

Харис, жалкий, в мешковатой поношенной одежде старался затеряться в толпе, словно стыдился себя самого.

Бетал откашлялся и заговорил:

— Сегодня радостный день для тех, кто добывает кусок хлеба своим трудом! Нет больше русского царя, самого ненасытного кровопийцы, который обирал наших отцов и матерей, обирал нас с вами. Он отнимал у нас землю и скот, обычаи и язык, нашу свободу и наше достоинство. Теперь его сбросили такие же труженики, как и вы! — голос Бетала окреп, стал увереннее и громче: — А раз свергли царя в России, мы должны теперь скинуть с нашей шеи князей и уорков! Много нашей крови они выпили! Довольно!

Калмыков сурово и презрительно оглядел тех, кто сидел на длинной скамейке. Слова его падали на их головы, как тяжелые глыбы камня, и он видел это, как видел и другое, — с каждым словом его все ярче светились глаза бедняков, все больше распрямлялись их натруженные усталые плечи.

И он продолжал, подбодренный молчаливой поддержкой, которую прочитал во взглядах простых крестьян:

— Надо бы вспомнить сегодня, как четыре года назад на Зольских пастбищах именем царя нас расстреливали из пушек!.. Царь тогда не знал жалости! И мы безо всякого сожаления должны избавиться от тех, кто соблюдал жестокие царские законы, кто выполнял царские приказы. Так думаю я, Бетал Калмыков. А что скажете вы?

Бетал отлично понимал, что, чем скорее в аулах и станицах Кабарды и Балкарии будет установлена новая революционная власть, тем лучше для простого крестьянина. Нужно было как можно скорее отстранить от управления господствующие классы и провести первую и самую важную реформу: отобрать у коннозаводчиков Зольские и Нагорные пастбища и возвратить их законному владельцу — сельской крестьянской общине.

Однако он не знал — какую власть устанавливать и как это сделать.

Не знали этого и стоявшие во дворе правления труженики-горцы, каждый из которых в лучшем случае имел пару быков, да корову, да десяток овец. Разве могли они, хасанбиевскне бедняки, догадаться, каким образом начинать такое новое, никому не известное и, по-видимому, небезопасное дело? Вопрос Бетала застал их врасплох.

Но вот от группы сельских богачей отделился Кейтуко Паштов и, медленно взойдя на крыльцо, остановился рядом с Калмыковым и старшиной.

Несмотря на свое княжеское происхождение и богатство, Кей-туко за свой ум пользовался уважением доброй половины села. Кроме того, он достиг уже того преклонного возраста, когда по кабардинскому обычаю уважение следует оказывать независимо от личных качеств.

Поэтому Бетал решил подождать, что тот предложит.

— Царя скинули, потому что он заслужил это, — вкрадчиво заговорил Кейтуко, поглаживая бороду. — Кого из нас не душила его ненасытная рука? Нет среди нас такого! Всех кабардинцев заставлял этот сын гяура плакать горючими слезами! Он отнял у нас родину, надругался над нашими обычаями. Разве мы позабыли свою историю? Нет, мы помним, как гяуры штыками срывали с наших женщин одежды и потешались над ними! Есть ли на родине нашей хоть одно селение, хоть один аул, жители которого не подвергались бы постоянным гонениям! А где наши луга и пастбища? Разве не царь подписал бумагу, по которой их отобрали?! Мы должны обо всем вспомнить сегодня!

Многих до глубины души взволновала речь Кейтуко, умело задевшего нужную струну и взывавшего к чувству национальной гордости.

Бетал заметил реакцию слушателей, но не перебивал Кейтуко, обдумывая собственную линию поведения.

— Пока Россия не припечатала своим сапогом нашу землю, мы жили в согласии, — неторопливо продолжал Паштов. — Жили дружно, заботясь о своей земле, о своем хлебе, о своем железе, о своих обычаях. Так давайте же вернемся к этому, уважаемые односельчане! Великую службу сослужил нам аллах, избавив нас от царя-иноверца. Так давайте же будем жить, сохраняя наше достоинство и то малое, что мы имеем!

Из толпы донеслось несколько одобрительных возгласов:

— Клянусь, он правильно говорит!

— Слово правды хорошо, когда сказано вовремя!..

— Побеспокоимся-ка лучше о собственных головах. Россия пусть, как хочет, а мы — сами по себе!..

Калмыков почувствовал, что сход начинает принимать нежелательное направление. Слишком уж велика была разница между тем, что хотел сказать народу он сам, и тем, что говорил сейчас своим тихим елейным голосом Кейтуко Паштов.

Медлить дольше становилось опасно. И Бетал поставил вопрос ребром:

— Хватит тебе, Кейтуко, топтать чувяки вокруг кабардинских обычаев. Говори прямо: отдаешь свой участок беднякам или не отдаешь?

У Паштова забегали глаза.

— Что ты так сразу?.. Дай хоть подумать, сын Калмыковых…

— Думать тут нечего. Говори, что собираешься делать? — не отступал Калмыков.

— Не торопи, ради аллаха! Дай обмозговать… Бог даст, доберемся и до участков.

Толпа зашумела. Вопрос Бетала о земле нашел самый живой отклик в душе каждого бедняка.

— Сказки рассказываешь!

— А нельзя ли поскорее «добираться" до участков?