Всегда в седле (Рассказы о Бетале Калмыкове) - [45]

— А чем наши князья и уорки не похожи на тех, кто прятал от людей сано? — спросил Масхуд, но тут же умолк, пораженный собственной смелостью.

— Так везде жизнь устроена, — вставил Исмел. — Говорят же — сытый голодного не понимает.

Последнюю фразу Бетал перевел Кирову с превеликим трудом. На перевод пословиц его знания русского языка пока не хватало.

Сергей Миронович кивнул.

— У нас сеть такая же. Спасибо, я понял. Действительно, сытый голодного не разумеет. И знаешь, ведь интересы, мысли, даже поговорки бедных людей из многих стран мира совпадают… Значит, о многом думают они одинаково. И нужно объединить людей в один могучий кулак.

Бетал вскочил, обрадованный и возбужденный.

— Я же говорил! Я говорил, Исмел! — закричал он по-кабардински. — Кулак нужен, а не слезные просьбы! Видишь! Гость из России говорит то же самое!

Он повернулся к Кирову и, жестикулируя, повторил все это. От волнения усилился его кабардинский акцент, но что значили подобные мелочи, когда наконец нашелся человек, способный его понять. И он старался как мог вразумительнее выложить все свои мысли, давно ставшие для него убеждением.

— Я думаю так. Разговорами делу не поможешь? Надо взять ружья, кинжалы и так прижать князей и уорков, чтобы пикнуть не могли. Иначе нельзя. Слова не помогут, только то, что возьмем своим мужеством, будет наше! А ты, Исмел, говоришь — лучше уладить все миром…

— Много помог тебе твой кулак на Зольских пастбищах? — старик снял папаху, вытер пот со лба, снова надел ее. — Загнали нас хозяева под самые небеса, где скоту и повернуться негде. Вот и все, что кулаком завоевали мы…

— Не горюй, Исмел. Кто один раз ударит, может не достичь цели. Кто ударит дважды — тот своего добьется.

— Перестань, парень. Нет пользы. в драке. Вчера, говорят, из-за выпасов подрались жители Кучмазукино и Абуко Хабла, — насупился Исмел.

— О чем спор? — спросил Киров.

Калмыков перевел.

— Ссоры и стычки из-за пастбищ между бедняками — это как раз на руку господам, — сказал Киров. — Они рады будут, если бедняки поубивают друг друга. Надо знать, кого бить. Вот Сосруко ваш, хоть и давно был, а знал это. И понятно: он ведь сын пастуха…

Возле костра было тихо. Каждый боялся пропустить хоть что-нибудь из этого спора, который собеседники вели то по-русски, то по-кабардински. Слегка потрескивали в огне поленья да тихо вздыхали чабаны, близко к сердцу принимая услышанное.

— А скажите, — вдруг спросил Киров, — есть ли у вас сказание, в котором Сосруко сражался бы с простыми людьми?

Ну, предположим, с чабанами, табунщиками… С такими же, как вы?..

Исмел понял и задумчиво потер лоб шершавой ладонью.

— Нет, я такого не слышал.

— Почему же вы, дети нарта Сосруко, поднимаете руку друг на друга? Ваш герой отнял у богов чудесный напиток и подарил его людям. И вы должны идти по его стопам. Пора силой отпять у князей землю и волю…

Страшно и в то же время необыкновенно притягательно было то, что говорил им, потомкам Сосруко, гость из России. Все они много раз, еще со времен полузабытого детства, слышали предания о сыне камня, но не видели в них ничего, кроме красивых и занимательных сказок. И только сейчас открылся им весь дерзостный смысл легенды: ведь Сосруко ударил самого бога!

Они понимали не все, что говорил Киров, но сердцем чувствовали высокую правду его слов.

— На Эльбрусе, говорите вы, сидят боги. Разве не похожи они, прячущие от людей и сано, и огонь, и семена проса, на ваших хозяев — князей, дворян и царских чиновников? Сосруко перекинул кадушку с напитком богов и пролил его на землю. Так сделайте больше, чем сделал он! Ведь вас много! Помогите нам сбросить царя с его трона, прогнать его помощников — князей, генералов, старшин! Отобрали у вас Вольские пастбища — верните их силой, не отступайте!

Диковинные и жгучие, как огонь, слова говорил этот гость из России. Среди тех, кто сидел у костра, были разные люди. Одни настолько привыкли к установившемуся порядку вещей, к произволу и несправедливости, что сама мысль о протесте, да еще с оружием в руках, казалась им преступной и невероятной. В их сердцах и умах речи Кирова не пробуждали ничего, кроме подавленности и страха. Но были здесь и другие. Давным-давно, как искра в золе, назревало в них недовольство жизнью, и сейчас, после зольских событий, они вспыхивали, как порох, стоило лишь поднести спичку.

И у таких загорались усталые глаза, вновь оживала в душе надежда на лучшие времена, утраченная вера в свои силы. Вновь начинал биться в их сознании беспокойный вопрос «почему?». Почему они должны только терпеть?

— Но чтобы победить, надо помогать друг другу, поддерживать кто чем может. И не всегда, Бетал, следует отказываться от слов. Вот ты говоришь, пора припугнуть князей оружием. Предположим. Но чтобы люди взялись за оружие и пошли за тобой, надо убедить их словами. Необходимо сказать им всю правду и так, чтобы они поверили тебе. Вот и получается, Бетал, — Киров положил руку ему на плечо, — что слово — тоже оружие. Если хочешь, оно даже сильное оружия. Запомни это.

Калмыков в смущении опустил глаза и покраснел. И тихо повторил, как бы запоминая: