Всегда в седле (Рассказы о Бетале Калмыкове) - [43]

…Как-то само собой получилось, что в пещеру «на огонек» собралось довольно много народу. Убежище Бетала благодаря Миронычу становилось все более известным.

У входа в пещеру, перед пылавшим костром, сидело не менее двух десятков людей. Едва начинало темнеть.

Разговор шел о намерении Кирова подняться на вершину Эльбруса.

— Валлаги, я думаю, человеку это не под силу, — сказал Масхуд и невольно посмотрел в сторону Ошхамахо.

Все головы тоже повернулись туда. На темнеющем небе четко выделялись две величавые сахарные головы. Ледяные шапки блестели холодно и спокойно, и от этого блеска становилось прохладнее.

— Один человек туда уже поднимался, — сказал Киров, когда ему перевели реплику Масхуда. — И не великан, как кто-то говорил, не генерал и не князь. Такой же чабан, как любой из вас. Есть старинные бумаги, в которых записано, что почти сто лет назад это сделал крепостной князя Хатакшокова пастух Киллар.

Со всех сторон посыпались возгласы удивления:

— Не может быть!

— Удивительные вещи он говорит!

— Неужели правда?!

Киров прислушивался к гортанной кабардинской речи и с нескрываемым интересом рассматривал загорелые мужественные лица горцев. Ему было понятно их недоверие. Жизнь тяжела, простой народ — в плену страха и суеверий. Кому придет в голову дерзнуть взобраться на вершину, где, по преданию, обитает сам бог? А вот Киллар решился…

— Если это записано в книге, — по-русски сказал Калмыков, — значит, правда. Если неправда, зачем бумагу портить? Не князь, не уорк — простой чабан. Совсем простой… — в голосе его была гордость.

— В Пятигорске и Тифлисе находятся две чугунные плиты, на которых записан подвиг Киллара, — заметил Киров. — Плиты изготовлены в его честь, чтобы люди помнили…

На этот раз все поверили, кроме Исмела. Старик недоверчиво покачал головой и медленно заговорил по-кабардински, поглядывая временами на Бетала, который переводил Кирову слова старого чабана.

— Вот он собирается на Ошхамахо… А знает ли он, что вершину этой горы люди считают обителью бога?.. Из нартов только один Сосруко рискнул подняться туда…

— А кто он такой, ваш Сосруко? — спросил Киров, выслушав перевод.

— Расскажи, Исмел, — попросил Бетал. — А я, как могу, буду переводить.

Мироныч достал из кармана своей кожаной куртки толстую тетрадь в черной клеенчатой обложке и ближе пододвинулся к огню, готовый записывать. Он делал это не впервые: тетрадь наполовину была заполнена горскими преданиями, которые ему удалось услышать во время своих скитаний по Кавказу.

Легенда об Эльбрусе обещала быть особенно интересной. И Киров не обманулся в своих ожиданиях.

Исмел говорил неторопливо, степенно, плавно закругляя окончания фраз. Это напоминало речитатив и звучало примерно так:

«На вершине Ошхамахо обитали всесильные боги. Давным-давно, еще в те времена, когда не родился мир, нашли они там свое пристанище.

Собрались на Горе Счастья бог лесов и охоты Мазитха, бог животных Амыш, Тхаголедж — бог плодородия, Созреш — бог домашнего очага, бог-кузнец сильнорукий Тлепш и сам великий бог жизни Псатха.

И было у них пиршество великое. Рекой текло янтарное сано, столы ломились от всяких яств.

Так ежегодно устраивали они праздник и приглашали на него самого отважного человека земли, чтобы поднял он заздравный рог с хмельным напитком богов.

И великий почет ожидал на земле человека, удостоенного такой чести.

Но вот прошло уже больше тысячи лет, а боги никого не звали на вершину Эльбруса. «Нет на земле достойного витязя», — говорили они.

И вот тогда-то родился Сосруко, сын камня. Узнали о нем боги.

Однажды, когда тхамадой за столом оказался сам Псатха, он встал и спросил:

— Неужто и в этом году нет достойного среди нартов?

— Есть такой на земле! — ответил Созреш. — Говорят люди, нет богатыря мужественнее и благороднее Насрена Длиннобородого!

— Нет лучшего охотника, чем Шауей, сын старого Канжа, — вскричал Мазитха. — Он больше других достоин заздравного тоста!

— Разве можно позабыть Горгонижа и преподнести рог твоему Шауею, — разозлился Амыш. — Лишь один Горгоннж — настоящий муж среди нартов!

Услышав слова Амыша, не вытерпел Тхаголедж:

— Не хочу я внимать глупым речам Амыша, — сказал он в гневе. — Не годится Горгоннж даже на то, чтоб обменять его на грехи славного Хамиша, лучше которого никто не умеет у нартов выращивать просо. Только Хамиш заслуживает тоста богов!

Тогда поднялся бог железа и кузнечного ремесла:

— Все, кого вы назвали, не усидели бы на своих местах, услыхав имя того, кого я назову. Недавно родился он в стране нартов, но полно его сердце отваги, и нет никого сильнее его на свете. Это он одним рывком вытащил мою наковальню, которая ушла на седьмое дно земли: вытащил и загнал её еще глубже… Он молод, но храбрее и сильнее его нет никого среди племени нартов.

— Кто же он, чей подвиг нам всем по сердцу? — спросили боги. — Где искать его, Тлепш?

— Я говорю о Сосруко. Он один достоин чаши, наполненной сано. Он — краса и гордость всех нартов.

Согласились боги, и Псатха велел позвать Сосруко и преподнести ему полный рог сано.

Семь дней и семь ночей поднимался Сосруко на обледеневшую гору.

Узнал о том верховный бог Тха и разгневался, что без его ведома позвали боги юношу на свое пиршество.