Всегда в седле (Рассказы о Бетале Калмыкове) - [30]
Бетал слушал внимательно, хотя далеко не все было ему понятно. Ушел ой поздно ночью, переполненный новыми мыслями и впечатлениями. «Есть, есть в России смелые и надежные люди… И силы хватит у них, и сделать они могут многое…», — думал юноша, шагая по притихшим пустынным улицам.
Он хорошо запомнил, что людей этих называют большевиками, что они-то и есть защитники простого народа. Он шел и твердил три новых заветных слова, которые отныне навсегда войдут в его жизнь:
Большевики. Ленин. Революция.
Ему казалось, что слова эти светятся, как яркие ночные звезды, что рождены они огнем и железом, с которыми имеют дело все труженики земли — и рабочие этой станции, и мастеровые депо, и машинисты, и бедняки из Хасанби, и миллионы других…
Он шел легко и свободно. Лязг буферов и свистки маневровых паровозов, ровный чугунный гул колес подходящего к станции поезда и медный голос станционного колокола — все эти привычные звуки казались ему песней надвигавшейся Революции, о которой говорил сегодня Родион Михайлович.
Когда Бетал вернулся домой, Митрофан Евсеевич уже спал.
ПЕРВЫЙ УДАР
Клишбиев стоял на взгорке, широко расставив крепкие, с толстыми икрами ноги, обутые в новые хромовые сапоги. Он хмурился, недовольный, что ему пришлось тащиться из Нальчика в такую даль, до самого верховья Малкинского ущелья.
«Правителем Большой и Малой Кабарды и пяти горских обществ» полковника Клишбиева назначили несколько лет назад, и мало кто из собравшихся здесь крестьян-скотоводов не знал его в лицо.
Он приехал с казаками и личной охраной. Казаки перекрыли дорогу, по которой крестьяне гнали стада и отары на летние пастбища. Полковник стоял на. возвышении, и от этого крупная массивная фигура его казалась еще внушительнее.
— Я предостерегаю вас! Не бунтуйте! — жестким низким голосом говорил он, обращаясь к безмолвной толпе. — Живите спокойно, тихо, и никто вас не тронет. Не забывайте, что Кабарда существует не сама по себе. Мы зависимы от России, державы большой и сильной. Решение российских властей должно быть для нас законом. А решение о пастбищах — воля самого государя. Подчинитесь! Клянусь, я не посоветую вам плохого!..
Клишбиев умел говорить с простым народом. В нужные моменты откуда бралась и улыбка, и располагающая интонация. А тонкое знание кабардинских обычаев и традиций, самоуверенность и апломб не раз выручали его в особо ответственных случаях.
— Вы знаете, что Россия располагает немалым количеством войск. Их надобно снабдить всем необходимым. Для кавалерии царь требует от нас кабардинских лошадей, которые славятся во всем мире. И если мы не передадим коннозаводчикам Вольских пастбищ, то потеряем возможность сохранить племенных лошадей, чистую породу… — голос его вдруг зазвенел, и в нем отчетливо послышались горделивые нотки — Именно теперь мы не имеем права забывать о таких вещах, как кабардинская лошадь, кабардинское седло, кабардинская сабля… И я призываю вас: подчинитесь!..
Клишбиев пустил в ход все свое красноречие. С лица его исчезло недовольное выражение, оно даже стало приветливым.
— Так не уроним же кабардинской чести! Пусть не пойдет по России о нас плохая молва!..
Люди стояли молча, слегка оглушенные и растерянные, не зная еще, как отнестись к тому, что говорил правитель. А ему показалось, Что он достиг своей цели и посеянные им семена упали на благодатную почву.
— Я знал! — торжествующе воскликнул он. — Я был уверен, что вы настоящие мужчины, уважающие себя верноподданные, которые высоко чтут государя-императора…
Ему не дали продолжать. Неподвижная до сих пор толпа зашевелилась, негодующе зашумела. Отдельные выкрики слились в один гневный всплеск. Передние ряды разомкнулись и пропустили вперед плотного коренастого паренька лет двадцати. На плече у него висели сумка и ружье.
Клишбиев тотчас узнал его: «Опять Калмыков», — прошептал он с досадой.
Полковнику не раз приходилось слышать о том, что среди крестьян, живущих в устье Малки, зреют нежелательные настроения и даже возникла крестьянская организация «Карахалк», руководителем которой будто бы является Бетал Калмыков.
Клишбиев недоуменно передернул плечами: почему-то этот парень раздражал его. Он и сам не мог понять, почему.
Между тем Бетал немного поднялся по склону и, повернувшись, обратился к толпе:
— Все слышали, что сказал сын Клишбиевых?.. Он призывает соблюдать честь своей нации и заботиться, чтобы о вас не пошла по России дурная слава… — Калмыков бросил взгляд на полковника. — А ты сам, господин, разве всегда помнишь о законах чести? Если бы это было так, неужто ты стал бы отнимать у нас земли, которые принадлежали еще отцам и дедам тех, кто сейчас стоит перед тобой? Что же прикажешь, ваше высокоблагородие?.. Значит, пусть скотина жалкого бедняка лижет голые камни на берегах Малки, в то время как твои стада будут тучнеть на пастбищах, испокон века принадлежащих карахалку? И это ты называешь честью кабардинца?..
Клишбиев молчал, в упор глядя на Бетала. Он еще не решил, как себя вести в изменившейся ситуации, и тщетно пытался унять закипавшее в нем раздражение.
— Кабардинские князья и уорки давно сожрали все, что у них было, и теперь, ковыряя в зубах, пасутся возле духана, выбирая кусок пожирнее. Этот кусок и есть наши Вольские и Нагорные пастбища!..
