Всегда в седле (Рассказы о Бетале Калмыкове) - [109]

Не поворачивая головы, Бетал на ходу обронил:

— Ты, Балахо, наверное, думаешь, что Советскую власть завоевали для тебя одного?

— Я ведь тоже был среди тех, кто ее завоевывал, — с тревогой ответил председатель.

— Был, — отрезал Калмыков. — Однако добывал ты в боях не Советскую власть, а собственное благополучие!

— Но, Бетал…

— Каменной стеной от людей отгородился… Даже воробей к тебе не проникнет!.. Почему не замечаешь, как другие живут?..

— Я вижу.

— Хамдешевых тоже видишь?

— О каком Хамдешеве ты говоришь? Об Исуфе?

— Вот об этом, — сказал Калмыков, входя во двор, где все еще стояла Наржан, и больше не обращая внимания на Балахо.

С минуту он постоял, осматривая двор. Потом поднялся немного выше мазанки Хамдешевых, на открытое и пустое пространство двора, и стал что-то измерять шагами. Положил по углам камни. Потом снял плащ, повесил на сучок ивы.

Балахо молча смотрел на все эти странные приготовления, тщетно пытаясь сообразить, что Калмыков затеял.

— Найди-ка мне лопату, сестра, — попросил Бетал.

Наржан засуетилась, открыла пустой курятник, достала оттуда лопату. Калмыков по-крестьянски поплевал на ладони и начал копать.

— Клянусь богом, он роет траншею под фундамент, — тихо, будто говоря с самим собой, произнес председатель. — Позор нам всем!.. Позор!..

Балахо опрометью вылетел на улицу. Трудно было поверить, глядя на грузного и рослого председателя, что он способен на такую резвость. Балахо бежал, разбрызгивая жидкую грязь, которая с хлюпаньем вылетала из-под его сапог, и стучал во все калитки подряд:

— Идите во двор к Лукману Хамдешеву, — кричал он, шумно дыша от натуги. — Сам Бетал Калмыков устраивает шихах[47]! Скорее! Поторопитесь!

Вскоре на площадке, где Калмыков разметил будущий дом, яблоку негде было упасть. Крестьяне пришли с лопатами и топорами, многие принесли пилы, фуганки и другие столярные инструменты. Со всех сторон тащили камень, бревна, тес, плетни. Явились даже глубокие старики и расселись на огромном чинаровом кряже, чтобы посмотреть, как молодые будут работать, помочь им дельным советом, поворчать, что минули былые дни и перевелись в Кабарде умельцы.

Субботник всколыхнул все селение. Многие поговаривали: «Когда это было видано, чтобы такой большой человек сам приезжал в село и брал в руки лопату? Валлаги, не припомню!»

«Опозорились мы, — говорили другие. — Стыдно нам, что не сделали сами того, что нужно. Не дай аллах, сложат о нас насмешливые песни и будут распевать по всей области. Хороший урок дал нам сегодня Бетал Калмыков! Нельзя жить рядом с соседом и не видеть, что он в беде! Стыд и позор нам!»

Стоустая молва о том, что сам Бетал устроил шихах во дворе у больного Лукмана Хамдешева, вскоре добралась до самых окраин селения и вылетела за его пределы.

Каким образом действовал этот удивительный беспроволочный телеграф, неизвестно, важно, что результаты не замедлили сказаться: к дому Лукмана одна за другой стали подъезжать тачанки и брички всех мастей и размеров, привозившие встревоженных и растерянных районных руководителей, работников медицины, просвещения и торговли. Теперь все испытывали настоятельную необходимость хоть чем-то быть полезными и обязательно принять участие в субботнике.

За несколько дней для семьи Хамдешевых были построены хороший дом и сарай. Новую усадьбу огородили плетнем, иевесили ворота.

Через неделю утром Бетал Калмыков вывел больного Лукмана из его старой мазанки и, поддерживая под руку, торжественно ввел в новый дом.

Лукман был тронут до слез.

Вскоре во двор стали ввозить на телегах столы и стулья, да так много стульев, что все подумали, будто предстоит той[48] по поводу новоселья.

Но у Калмыкова были иные намерения: в новой усадьбе Хамдешева он собирался провести внеочередное заседание бюро обкома партии.

Были приглашены не только обкомовские работники из Нальчика, но и руководители районов, председатели колхозов и сельских Советов.

Вокруг дома Лукмана собралось почти все селение. Каждый понимал, что сегодня здесь произойдет нечто необыкновенное. Пришли даже дряхлые старики и важно уселись на бревнах, оставшихся от вчерашней стройки.

Из-за туч показалось солнце и заблестело на стеклах нового дома. Стало теплее.

…Бетал Калмыков подошел к столу, накрытому красным сукном и поставленному прямо перед домом на чистые еловые стружки, и открыл заседание.

Сегодня обсуждался вопрос о внимании к человеку. Самый главный и единственный вопрос повестки дня.

Бетал обвел взглядом собравшихся. Чуть прищуренные глаза его светились удовлетворением от того, что было сделано здесь, во дворе Лукмана, но изредка в них сквозило и нечто иное, словно мелькала какая-то тень, омрачавшая радость доброго дела.

Заложив ладонь за полу ватной телогрейки, он медленно заговорил:

— Сегодняшнее бюро будет необычным не только потому, что проводим мы его на открытом воздухе… В нашем заседании принимают участие руководители районов, колхозов, сельские коммунисты и беспартийные. Мы не хотим скрывать от них положения дел, не собираемся прятать от них недостатки. Ленин сказал, что нельзя считать коммунистом человека, который не в состоянии осознать свои ошибки и исправить их. Я это к тому, что среди нас есть еще люди, которые не уважают других, пекутся лишь о своем, остальное их мало интересует. Они не видят простого труженика, смотрят мимо него.