Всегда в седле (Рассказы о Бетале Калмыкове) - [102]

Знакомым своим и близким он нашептывал:

— Ну что, в самом деле, дала нам эта советская власть? Как были нищими, так и остались…

Незнакомым высказывался осторожнее:

— Валлаги, с таким трудом завоевали мы Советы, сколько жертв принесли, сколько крови пролили! Однако что-то не верится, будто все при новой власти равными станут. Я вот, к примеру, как не имел ничего, так и теперь не имею. А каких только трудностей не перенес, воюя за нынешние денечки. Для кого воевал, спрашиваю я вас? Сидел на нашей шее Хатакшоков, скинули его — другой сел. Председатель. А там еще — окружком да начальство, которое в Нальчике. Все — над нами!

Многие знали, что Хамиду за всю гражданскую едва ли пришлось подержать в руках винтовку, но даже им иногда начинало казаться, что они ошибаются и Хамид вправду совершил все то, о чем говорил. Если часто повторять ложь, она станет похожей на истину.

Ну, а те, кто раньше был незнаком с Хамидом, верили ему — безоговорочно, считая, что люди незаслуженно обижают почтенного и уважаемого человека.

Так Хамид завоевал популярность. Вскоре нашлись хитрецы, которые поняли, как выгодно можно использовать Плешивого Хамида в своих интересах.

Кто хотел загребать жар чужими руками, кому нужно было тайно пустить гаденький кулацкий слушок по селению или повернуть по-своему мнение схода, те ловко пользовались услугами этого болтуна, не отличавшегося ни догадливостью, ни разборчивостью в знакомствах.

Гордый оказанным ему «довернем», воображая себя незаменимым политиком, он первым выскакивал вперед, как только выдавался случай продемонстрировать ораторские таланты.

Самодовольно прищурив и без того узкие маленькие глаза, он отчаянно тер блестящую свою лысину, словно извлекая из нее новые «мудрые» мысли, и начинал нести околесицу.

Он напыживался, заламывал перед грудью сухие руки и обязательно вставлял в свою речь русские слова, о значении которых имел весьма смутное представление.

— Разве существуют на свете несчастья и беды, которые не довелось испытать бедняку-крестьянину? — патетически вопрошал он и тут же хихикал, так что собравшиеся никак не могли сообразить, шутит он или говорит серьезно.

— Товарищи, граждане, односельчане! Не дай аллах, чтобы вы надоели советской власти! Однако не думайте, что так уж понадобились вы государству. Нас собрали сегодня, чтобы узнать наши дела и заботы… говорят же: «Кто хорошо тянет, того погоняют!» Хотел бы я знать, когда же, наконец, перестанут нас мучить налогами? Когда наступит время, чтобы не мы кормили советскую власть, а она нас кормила?

Никто как будто не придавал значения безудержной болтовне Хамида, но, тем не менее, она постепенно творила свое разрушительное, черное дело, смущая простой народ.

Когда в области стали создаваться колхозы и начинание это натолкнулось на скрытое сопротивление кулаков и их подпевал, в родное село Хамида прислали уполномоченного из города, работника ОГПУ Хабалу, отличившегося в свое время в перестрелке с матерым бандитом Туганом Шипшевым.

Хабала — рослый горец с закрученными вверх, на манер бараньих рогов, усами, приехал на тачанке в сопровождении нескольких милиционеров.

Жители аула собрались, как всегда, на площади перед зданием окружного правления.

Хабала, дождавшись тишины, выступил вперед:

— Да сопутствует вам удача в ваших делах и заботах, друзья мои! — начал он свою речь с традиционного горского приветствия. — Зачем вы позорите честь своего аула? Чего хотите, чего добиваетесь? Вся беднота, все селения Кабарды объединяются в колхозы! А вы что раскачиваетесь и колеблетесь? Живете по подсказке бывших уорков, прислушиваетесь к шептунам из княжеского охвостья? Кулаки сбивают вас с толку. Пора бы уже понять, что Советская власть и без вас обойдется, а вот вы без нее — пустое место. И мы, коммунисты, говорим вам: объединяйтесь в колхоз! Это выгодно: и хозяйствовать, и жить легче будет. И запомните: колхозы — это окончательно и надолго!

Не успел Хабала закончить, как перед ним оказался Хамид, одетый в долгополую овечью шубу, которую он носил и зимой и летом, до того драную, что казалось, будто ее рвала на части целая собачья свора,

— Товарищи, граждане, уважаемые односельчане! — как всегда громогласно заговорил Хамид, ни у кого не спрашивая позволения. — Вы все давно меня знаете. Только гость из города не знает Хамида. Я зря не люблю молоть языком, но все же осмелюсь спросить у нашего гостя: кому не по вкусу вяленая баранина и щепотка соли? Кто против того, чтобы быть богатым и сытым? Может, я? Или хромой Камбулат? Или, может быть, мой дед, старый увечный Батокоз… Однако не в этом суть. Вот, видите шубу на мне, дорогие односельчане! Еще при царе я носил ее. А мы ведь за революцию кровь проливали. Остался я в жалкой изорванной шубе. Каким был, таким остался. А вот председатель наш — каждый день новые суконные штаны надевает. Он заслужил, значит! — Хамид распахнул свое рубище и, ничуть не смущаясь, показал всему честному народу худые штаны, едва державшиеся на очкуре. — Смотрите все! Для того разве завоевывали мы советскую власть?! «Девять без шуб, а один — в девяти шубах!» Разве это порядок? Где справедливость? За что боролись?!.