Волчья ягода - [26]

— От он, красавец! — дед сдернул с переносицы очки, отложил записи. — Устроил мне ночной променад! Пацана чуть до инфаркта не довел в семнадцать лет!

— Извините меня, — проговорил Глеб, опускаясь на стул у двери. — Я не думал, что…

— Ты вообще не думаешь! — рявкнул дед, и Глебу захотелось прижать уши по-волчьи. — Взрослый, думаешь? А чего тогда… — покосился на притихшего бледного Пашку со стаканом чая, махнул рукой. — Ладно, разбирайтесь. Я пока покурю у клумбы.

Когда он вышел, Глеб пересел ближе к Паше, открыл рот, чтобы начать, встретился с его запавшими усталыми глазами, закрыл.

— Это пиздец, — сказал Паша.

— Я понимаю, — произнес Глеб, плотнее заворачиваясь в покрывало, его еще морозило. — Я вот не знаю, что говорить.

— А ничего не надо. Мог же раньше сказать? Я как охуел там, в лесу, так до сих пор и не выхуел обратно. Я, наверно, еще с неделю ни хрена ничего понимать не буду.

— Паш, я боялся говорить. Это же не дурацкая татушка с именем бывшей на лопатке, это же на всю жизнь.

Паша слушал, молчал, смотрел, как в стакане плавает чаинка. Спустя время полез под покрывало, внимательно осмотрел и ощупал руку, длинную бордовую ссадину ниже локтя.

— Почему только синяк? — спросил с подозрением.

— Так мышцы же заново срастаются, — сказал Глеб. — Плюс нечеловеческая регенерация.

— Нечеловеческая, — повторил Паша. — А на крышу тоже можешь запрыгнуть? Как в фильмах?

— Это же в фильмах… На дедов гараж могу. Но не сейчас, конечно.

Паша, скользнув рукой по его плечу, ощупал шею.

— Ты эгоист, — сказал он, помедлив. — Специально хотел дождаться, чтоб я к тебе привык? Чтоб я точно с тобой остался?

— Ты и так со мной останешься.

— Откуда ты знаешь?

Глеб, прижимаясь влажным лбом к его лбу, произнес:

— Знаю. Или я зря так уверен?

Пашка, моргнув, потянулся к губам:

— Не зря.

Стоящий в прихожке за дверью дед сплюнул под ноги, и, чертыхаясь, вышел.

После того, как Глеб рассказал о причинах своего безответственного поступка, дед посмурнел. Покопался в шкафу, бросил Глебу свой старый спортивный костюм, заново поставил кипятиться чайник и сел, опираясь на свой «бадик».

— Волчица — это Вера, — сказал, внимательно глядя на внука. — Отца твоего нагулянная дочка.

Пашка, перестав жевать выданный ему бутерброд с колбасой, переглянулся с Глебом:

— Сводная сестра?

— Вроде того, — ответил дед.

— Сколько ей? — спросил Глеб пока еще спокойно.

— Пятнадцать.

И все встало на свои места: мамины истерики во время болезни, ее нежелание жить, частые отцовы командировки.

— Он их с матерью вроде как содержит, — скривился дед. — Но лет десять с ней не виделся. А я к ней, бывало, приезжал, наша же кровь. Она с отцом всегда хотела встретиться, выспрашивала, где вы живете, а Аркаша мне запретил говорить — зачем ему проблемы и в новой семье? Вот, сама нашла. Тебя она не специально заманила, я уверен, не такой она человек, не подлый, хоть и оторва.

— Классный способ знакомства с братом, — сказал Глеб. — Где они живут?

Дед сдвинул кустистые брови, и он повторил громче:

— Где они живут? Адрес скажешь?

— Только без глупостей, ладно? — качнул тот головой, черкнув на выдранном из блокнота листе пару строк карандашом.

Глеб и не собирался ехать разбираться с незнакомой родной сестрой прямо сейчас. Рядом сидел знакомый родной Пашка, на которого у него были планы на ближайшие сутки.

13

Сказочек страшных в этом мире — не прочитать, не счесть.

Там чупакабра, йети, вампиры, вендиго злая месть…

По лесу, милый, что в зной, что в холод ты не ходи один,

Властвует там вековечный голод, всех зверей господин.

То обернется серым волком, то шествует, словно пан.

Коли попался ему навстречу — значит, совсем пропал.

По лесу, милый, зимой не шастай ты на закате дня:

Встретишь коль пана при серой шубе — осиротишь меня.

Ветки под снегом чернеют сыро, нет под ногой тропы,

Гонит тревога куда-то в чащу, что ты там позабыл?

Встречу со сказкой лесной жестокой, иль со своей судьбой?

Встретишь в капкане злого волка — а если то волк чужой?

Если пришел ты, не испугавшись, если готов принять —

То погляди, погляди, мой милый, на волка и на меня.

Выломит боль оборота спину, хриплый прервется вой.

Что ты теперь мне ответишь, милый?

«Мой, — я отвечу, — мой».

Домой Глеб заехал переодеться, точнее, одеться, а потом сразу по указанному адресу, к ней, к Вере. Передумал — нужно было сразу, все-таки, по горячим следам, а Паша обещал подождать. Глеб уже успел выучить его настроения и знал — буря впереди, лучше дать время на лишние размышления, чем огрести сразу.

Волчье «Я» тут же похотливо облизнулось — злой Пашка, наверное, очень даже хорош. Они, тихие, но упрямые мышки, всегда самые вкусные.

По дороге, сидя в такси, Глеб продумывал сразу две сюжетные линии — как представиться Вере, ее маме и что сказать отцу. Лучшим вариантом было избрано не говорить ничего. Никому. Ни Вериной маме, ни своему отцу, да и отношения с Пашей тоже держать втайне, помня, что счастье любит тишину. Потерпеть еще полгода с небольшим и уехать вместе с ним. Ни у кого не возникнет подозрения, почему сводные братья живут в одной квартире.

Машина остановилась у обшарпанной многоэтажки, Глеб вышел, покосился на сидящих на качелях парней с пивом. Поднялся на третий этаж, позвонил в дверь, и открыла ее невысокая, коротко стриженная блондинка в пижамных штанах и лифчике. Глеб хмыкнул, узнавая: нос и подбородок были точно папины.