Волчья ягода - [25]

— Да, поищите дурака!

Щелкнул по острому уху пальцем и насупился, ожидая деда, который, вернувшись, прихватил зверя за загривок и выставил в соседнюю комнату. Затем поставил чайник на плитку, бросил в заварник горсть черных, длинных чаинок.

— Я не буду, — сказал Паша. — Не знаю, зачем вам это, но вдруг вы меня опоите чем-то, как те шаманы, и мне правда всякая хрень привидится. И оборотни, и вампиры, и Ктулху из колодца до кучи выплывет.

Дед цыкнул зубом:

— Ой ты ж какой! Ясно теперь, почему Глеб на тебя запал.

— Запал? — заерзал Паша, придвигаясь к столу ближе. — Вы откуда знаете? Он вам сам сказал?

— Сам. Волки на всю жизнь пару выбирают. Помрешь ты — он несчастным останется. Так что ты себя береги, не лезь куда не следует.

— Вас не смущает, что я не девочка?

— Знаешь, как говорят: лучше один живой сын, чем один мертвый гей? По радио слыхал недавно. Если люди невольны иной раз в выборе, так мы тем более.

За дверью неожиданно зашумело: что-то ударилось о стол и с него посыпалась мелочевка. Пашка привстал, когда к шуму и скребущим звукам добавился вой, но дед сверкнул глазами:

— Сиди! Ты этого не хочешь видеть. Просто поверь.

Звуки воя спустя несколько минут переросли в гулкое рычание, такое утробное, что у Пашки невидимые волоски на шее и на затылке приподнялись. Он сидел, прислушиваясь, не зная уже, что думать, ломая пальцы и кусая губы. Дед устроился на стуле напротив, разложил газетку на столе, принялся сворачивать из бумаги папиросы и набивать их табаком. К моменту, когда он закончил, Паша вскочил — об пол за стенкой ударилось нечто тяжелое.

— Сидеть, сказал! — окрикнул дед, но он успел дернуть на себя дверь и закрыть рот руками, потому что от увиденного помутилось в глазах. — Куда ты лезешь, свихнуться хочешь? Садись, садись, не бойся, он не всегда такой…

— «На самом деле, с точки зрения медицины, ликантропия — это психическое заболевание, острый психоз. Во время приступа ликантропии человек ощущает себя зверем и поступает соответственно: рычит, ходит на четвереньках, может укусить. Слабый человек, подавленный тяжелой жизнью, неудачник, над которым все издеваются, вдруг ощущает себя сильным зверем и может загрызть обидчика — как приятно стать сильным! В средневековой Европе этот психоз был очень распространен. А в наши дни — редкость. Теперь люди, страдающие этим заболеванием, ощущают себя не волками, а разными монстрами из кинофильмов — они их чаще видят. Кстати, в 1996 году в городе Батон-Руж, штат Луизиана, США, было открыто Общество анонимных оборотней. Оно основано по примеру обществ анонимных алкоголиков — «оборотни» помогают друг другу и консультируются у психолога доктора Мейсона Грамлера. Этот доктор считает, что оборотничество — гормональное заболевание. В определенное время месяца гормоны начинают «неправильно» образовываться в организме, и человеку делается хуже. Поэтому в сказках часто отмечают, что оборотнями становятся в определенный период месяца — в полнолуние».* Сказки, конечно…

Бубнил дед. Видимо, зачитывал из своей записной книжки. Глеб, усевшись на полу, провел по лицу ладонью, стирая обильную испарину.

— А вот еще, смотри что есть… «Один из примеров какодемономании — психоз Виндиго, редкая болезнь индейцев алгонкинов, живущих на севере Канады. Заболевание интересно тем, что связано еще с одним видом сказочных существ — с людоедами. Конечно, людоеды не совсем герои легенд — на островах Полинезии и в других местах люди веками занимались каннибализмом не столько из-за голода, сколько из религиозных соображений (считалось, будто сила и удача съеденного врага переходит к тому, кто им пообедал). Но народы Европы и Америки не ели ближних своих со времен каменного века. А сказки про людоедов рассказывали. Алгонкины говорят так: в лесной чаще живет страшное чудовище Виндиго. Оно высотой около 5 метров, его совиные глаза налиты кровью, метровые ступни заканчиваются единственным пальцем с длинным когтем, огромная пасть полна острых зубов… Этот красавчик питается человеческим мясом, и, что самое обидное, его невозможно убить! Если охотник из племени алгонкинов не возвращается с охоты, считается, что его убил и съел Виндиго. Но самый большой вред, который причиняет Виндиго, — это то, что время от времени он вселяется в кого-нибудь из алгонкинов. Заболевание протекает так: кто-то из охотников, случайно или по неумению, раз от раза хуже охотится и не может прокормить семью. Это для индейцев позор и самая большая личная неудача, какую только можно вообразить. И Виндиго наказывает неудачника — вселяется в него и побуждает есть человеческое мясо. Больные психозом Виндиго нападают на членов своей семьи и могут расправиться со всеми родственниками. Они верят, что потеряли контроль над своими действиями, и иногда сами просят убить их. Это очень тяжелое заболевание. К тому же там, где живут алгонкины, практически нет психиатров, сам индеец вряд ли поедет из тайги за сотни километров к врачу».

Пашку слышно не было, видимо, молчал. После такого — неудивительно. Глеб и сам бы добровольно не стал смотреть, как кто-то «из своих» меняет личину, слишком странно, страшно, противоестественно и по-первобытному жутко это было, поэтому он еще стоял за дверью, завернувшись в сдернутое с кровати покрывало, прежде чем осмелиться выйти. Перед Пашкой было стыдно — за то, что не рассказал раньше, за то, что напугал, да и просто почему-то стыдно. Но он все равно толкнул дверь и вышел.