С Аркадием мама познакомилась в прошлом году на конференции по менеджменту — у нее сломался каблук на лестнице, а Аркадий, как любой уважающий себя мужчина, помог ей добраться до номера. Мама, как любая уважающая себя женщина, не смогла потом отказать ему в чашке кофе. И вообще, как выяснилось, отказать не смогла, но Паша ее не осуждал: одинокая женщина, не обремененная обязательствами и маленькими детьми, — Пашке-то скоро семнадцать — почему бы и не отдохнуть. А отдохнули они с Аркадием так хорошо, что тот стал затем приезжать к ним домой, а в последние пару месяцев звать замуж. И мама согласилась — пора было к этому моменту в декрет уходить.
— Аркаша настаивает, чтобы мы к нему переехали, — сказала однажды за чаем мама, поглаживая огромный уже живот. — У него прекрасный дом за городом, свой сад, усадьба, в общем.
— Я перешел в выпускной класс, мам, — ответил Паша, поглядывая на живот с непонятным чувством радости и неприязни — ясно же было, что двойняшкам, которые должны были родиться, ее любви перепадет куда больше, и он заранее их не хотел.
Старался уговорить себя, принуждал, но пока не получалось. Его самого вырастила бабушка, потому что вертихвостка-мать нагуляла его неизвестно от кого и по правде сказать, собиралась оставить в роддоме. Куда десятикласснице ребенка? Но бабушка настояла — Герасимовы не алкаши, не наркоманы, и детей в детдома не сдают. Пашку она вырастила на совесть, следила, чтобы у него всегда все было, пока вот, несколько лет назад, не умерла, а Пашка, перебравшись к матери, разницу понял сразу и скучал по бабулиной хоть и гиперопеке, но и по искренней заботе в том числе.
— Там хорошая школа! Сын Аркаши — твой ровесник, тоже в выпускном классе. Поможет, если что, — пообещала мама так легко и просто, словно и не понимала, что расставание со школьными друзьями на пороге во взрослую жизнь — маленькая личная драма.
Но Пашу, конечно, никто не спрашивал, Паша еще годик поживет с ними, а потом уедет поступать обратно в город, а двойняшкам, которые вскоре родятся, там, за городом, определенно лучше. Свежий воздух, тишина, уют, домработница с постоянным проживанием. Да и подружки мамины все как одна охренеют и обзавидуются — такого мужика отхватила, такой дом, такая машина!..
Поэтому Пашу никто не спрашивал, и вопрос с переездом решился за месяц до маминых родов. Аркадий, высокий, красивый еще мужик в возрасте, помогая грузить коробки с вещами, заметил:
— Пашка, ты не переживай! У нас тебе понравится, потом город свой и не вспомнишь!
— Обещаете? — невесело хмыкнул тот.
— Гарантирую! Садись в машину, пора.
Школьные друзья обещали писать, а Гоша, самый близкий, еще и приехать, когда он обустроится. Но тоскливо было сейчас, заранее, и погода не баловала солнцем и хорошим настроением, на дворе стояло начало осени с затяжными дождями, деревья — в самом цвету, огненно-рыжие и желтые. В пути Паша спал, потом слушал, как тихо переговариваются на передних сидениях, а в конце просто пялился в окно, покрытое снаружи мелкими каплями, бездумно и беспомощно. От мысли, что через два дня, в понедельник, он пойдет в новую школу, где его наверняка будут задирать более спортивные парни за девчачью внешность, за миловидную мордаху и хрупкое телосложение, — становилось не по себе. А задирать будут, в этом он был уверен, особенно на физре. Переболевший в детстве всеми простудами Пашка никогда не сдавал стометровку, в километровых забегах не участвовал, задыхался, и это становилось отличным поводом для многих сверстников самоутвердиться на его фоне.
Машина, шурша мокрым гравием, свернула на широкую аллею с раскидистыми дубами, и впереди показался двухэтажный дом, обнесенный бетонной стеной, через которую так просто было не перелезть. Ворота разъехались, и встречающая их домработница с зонтом подскочила, помогая Пашиной маме выбраться:
— Аккуратнее, здесь большая лужа!
Мама, улыбаясь победно, будто все окружающее принадлежало ей по праву рождения, осматривала огромный двор и впечатляющий дом, одна из стен которого была полностью увита плющом. Паша, смахнув с лица влажные пряди, глянул на рабочих, которые выгружали вещи из прибывшей раньше машины. Внутри дом впечатлял еще больше: натертым паркетом, обилием света и окон, цветами в горшках абсолютно повсюду.
— Твоя комната наверху, Василиса покажет чуть позже, — сказал Аркадий, и домработница кивнула. — А сейчас скорее на кухню, и чай, чай! Замерзла, милая?
— Немного, — жеманно ответила мама, и Паша не смог скрыть усмешки — не зря бабушка называла ее актрисой погорелого театра.
На кухне, которая по размеру соперничала с прежней Пашиной квартирой, где они с матерью обитали, зазвенели чашки. Паша, усевшись за стол, с недоумением посмотрел на стоящую на нем вазу с фруктами. Яблоки в ней казались такими искусственными, глянцевыми, как с журнала, что он даже проверил, царапнув ногтем, и удивился их реальности.
