Воинская культура Японии: боевые искусства, мифы и история - [24]
Глава 2
Этапы и формы влияния китайских философских учений на развитие японской воинской культуры
2.1 Роль китайского фактора в формировании японской воинской этики
Влияние китайской культуры всегда было источником для развития и эволюции японской культуры. Контакты между японскими островами и Китаем, а также культурный обмен между ними существовал уже в период Яёй (III в. до н.э. — III в. н.э.), соответствующий бронзово-железному веку. В захоронениях этого периода на севере Кюсю были найдены бронзовые мечи, являющиеся образцами мечейцзянькитайского производства доциньского периода, лезвия мечей были острыми, что может говорить об их применимости в бою, также вместе с оружием находили и формы для отливки мечей[264]. Японские правители посылали к китайскому императору посольства, что для китайцев означало признание со стороны молодого японского государства своего вассального статуса по отношению к Китаю. Среди товаров, поставляемых из Китая в Японию начиная с III в. н.э., одним из главнейших были различные виды мечейдаоицзянь. Мечи поставлялись как по неофициальным каналам, так и привозились в качестве ответных даров с возвращавшимся посольством. В сокровищнице при храме Тодай-дзи, где хранятся драгоценности японских императоров VIII века, сохранилось много образцов мечей китайского производства, которых невозможно найти в современном Китае[265]. Китайская традиция оказала большое влияние на развитие кузнечного дела в Японии. К VIII веку искусство изготовление мечей в Японии достигло такой высоты, что поставки мечей из Китая больше не требовались. В свою очередь, из-за пренебрежения китайских чиновников военным делом и сопутствующими ремеслами искусство изготовления мечей в самом Китае пришло в упадок, и, начиная с X века, японские мечи начинают завозиться в Китай, приобретая славу лучших мечей Востока[266].
Влияние китайской стратегии на японское искусство войны по летописи «Сёку Нихонги» («Продолжение анналов Японии») началось с того, что Киби-но Макиби, плававший дважды в Китай в качестве посла (первый — 716—735 гг., второй — 752—754 гг.), привез целую коллекцию книг, среди которых были знаменитые военные трактаты: «Сунь-цзы», «Лютао», «У-цзы», «Саньлюэ» и другие[267]. Согласно летописи Киби-но Макиби был не просто коллекционером книг, он изучил наставления, содержащиеся в военных трактатах, и применял их на практике в войнах с врагами японских императоров и в обучении воинов. В «Нихон гэндзайсё мокуроку» («Каталог книг, имеющихся в настоящее время в Японии», 891 г.) упоминаются уже шесть различных списков трактата «Сунь-цзы»[268]. Киби-но Макиби также был известным коллекционером оружия, привозя из поездок различные образцы луков и стрел[269].
Существует мнение, что китайские военные трактаты могли попасть в Японию гораздо раньше, а именно в период с I в. н.э. по VI в. н.э. вместе с китайскими и корейскими иммигрантами. В «Нихонги» под 527 г. А. Горбылёв находит скрытую цитату из «Сунь-цзы»[270], когда император Кэйтай наставляет главнокомандующего своей армии Мононобэ-но Аракапи-но Опомурази: «Доблесть достойного полководца состоит в том, чтобы распространять добродетель и насаждать снисходительность, управляя людьми, проявлять сдержанность. В бою же он — как быстрая река, в сражении он — как буря… Сам награждай и наказывай…»[271].
Китайские учения проникали в Японию одновременно, зачастую воспринимались японцами не по отдельности, а комплексно, образуя сложную синкретическую систему религиозных практик, ритуалов и морально-нравственных учений. Даосские поиски бессмертия и ритуалы оказали сильное влияние на аскетические практики и на культ гор в японской традиции. Учение о пути «Инь и Ян», использовавшееся для расчета благоприятных сроков и направлений[272], получило своё особое развитие в трактатах о стратегии и тактике боевых искусств. В правительстве императора Момму (697—707 гг.) занимали официальные должности семь мастеров инь-ян, знаток календаря и астролог, а конфуцианские праздники отмечались наряду с синтоистскими и буддийскими[273]. Конфуцианская мораль, требование почтительности и верности подданного правителю оказали влияние на формирование системы отношений «слуга-господин» в воинском сословии.
С другой стороны, китайская модель устройства государства и постепенный переход функций правителя в область совершения ритуала привели к кризису системы власти в Японии. Вместе с китайскими учениями в Японию проникла мысль о том, что профессия воина является недостойным занятием, а совершенномудрый способен управлять империей посредством ритуала. Японский историк Рай Дзё писал, что императоры перепоручили набор войск и ведение войны двум родам Тайра и Минамото, при этом сами императоры презирали военное дело, считая его низким, а представители воинских родов не допускались ко двору и в сферу управления государством: «Самое ужасное, что военных третировали как слуг-холопов. О них отзывались презрительными фразами: „Это всего лишь воевода. Это всего лишь дружинник только“. Когда случалось обсуждать их военные заслуги и присуждать награды, то нередко бывало, что наград жалели и не давали вовсе»
Кто такие интеллектуалы эпохи Просвещения? Какую роль они сыграли в создании концепции широко распространенной в современном мире, включая Россию, либеральной модели демократии? Какое участие принимали в политической борьбе партий тори и вигов? Почему в своих трудах они обличали коррупцию высокопоставленных чиновников и парламентариев, их некомпетентность и злоупотребление служебным положением, несовершенство избирательной системы? Какие реформы предлагали для оздоровления британского общества? Обо всем этом читатель узнает из серии очерков, посвященных жизни и творчеству литераторов XVIII века Д.
Мир воображаемого присутствует во всех обществах, во все эпохи, но временами, благодаря приписываемым ему свойствам, он приобретает особое звучание. Именно этот своеобразный, играющий неизмеримо важную роль мир воображаемого окружал мужчин и женщин средневекового Запада. Невидимая реальность была для них гораздо более достоверной и осязаемой, нежели та, которую они воспринимали с помощью органов чувств; они жили, погруженные в царство воображения, стремясь постичь внутренний смысл окружающего их мира, в котором, как утверждала Церковь, были зашифрованы адресованные им послания Господа, — разумеется, если только их значение не искажал Сатана. «Долгое» Средневековье, которое, по Жаку Ле Гоффу, соприкасается с нашим временем чуть ли не вплотную, предстанет перед нами многоликим и противоречивым миром чудесного.
Книга антрополога Ольги Дренды посвящена исследованию визуальной повседневности эпохи польской «перестройки». Взяв за основу концепцию хонтологии (hauntology, от haunt – призрак и ontology – онтология), Ольга коллекционирует приметы ушедшего времени, от уличной моды до дизайна кассет из видеопроката, попутно очищая воспоминания своих респондентов как от ностальгического приукрашивания, так и от наслоений более позднего опыта, искажающих первоначальные образы. В основу книги легли интервью, записанные со свидетелями развала ПНР, а также богатый фотоархив, частично воспроизведенный в настоящем издании.
Перед Вами – сборник статей, посвящённых Русскому национальному движению – научное исследование, проведённое учёным, писателем, публицистом, социологом и политологом Александром Никитичем СЕВАСТЬЯНОВЫМ, выдвинувшимся за последние пятнадцать лет на роль главного выразителя и пропагандиста Русской национальной идеи. Для широкого круга читателей. НАУЧНОЕ ИЗДАНИЕ Рекомендовано для факультативного изучения студентам всех гуманитарных вузов Российской Федерации и стран СНГ.
Эти заметки родились из размышлений над романом Леонида Леонова «Дорога на океан». Цель всего этого беглого обзора — продемонстрировать, что роман тридцатых годов приобретает глубину и становится интересным событием мысли, если рассматривать его в верной генеалогической перспективе. Роман Леонова «Дорога на Океан» в свете предпринятого исторического экскурса становится крайне интересной и оригинальной вехой в спорах о путях таксономизации человеческого присутствия средствами русского семиозиса. .
Д.и.н. Владимир Рафаилович Кабо — этнограф и историк первобытного общества, первобытной культуры и религии, специалист по истории и культуре аборигенов Австралии.