Влюбленные недруги - [11]

— Вот как! — воскликнула Каприс, чувствуя себя так, словно Уинтертон лишил ее воздуха. Ее поразила его страстность, слегка потрясло его неприкрытое осуждение, и, как-то растерявшись, она не сразу смогла придумать убедительные доводы в свою защиту и в защиту своих прав. Так что она решила, что лучшая защита — это нападение. — А вы? — в свою очередь возмутилась она. — Если вы были так близки с моим двоюродным дедушкой, почему же он не вам оставил свои деньги? Или хотя бы право жить в его доме? Он мог бы оставить вам дом, если бы захотел, и исключить из завещания кого-нибудь другого! Но он этого не сделал. Даже Билы, — которых он описал как хороших и преданных слуг! — даже они упомянуты в завещании. В нем еще были указаны суммы, оставленные благотворительным учреждениям, одному или двум старым друзьям, его врачу! Но вы… вы… о вас даже слова не сказано, не так ли? Несмотря на тот факт, что вы были единственным, кто действительно близко общался с ним!

Молодой человек снова резко протянул к девушке руку и грубо потряс ее за плечо.

— У вас есть сомнения на мой счет? — с негодованием поинтересовался он, и его смуглые щеки стали темно-красными от прихлынувшей к ним в приступе гнева крови. — Вы и в самом деле смеете сомневаться во мне?!

Она слегка озадаченно посмотрела в его неистово сверкающие глаза.

— А если и так?! — не менее гневно ответила она, чувствуя себя так, словно ставила рискованный эксперимент. — Какой способ общения со мной вы избрали бы на этот случай? Ваши собаки — такие дружелюбные животные…

Каприс почувствовала, как на мгновение пальцы Уинтертона сильно стиснули ее плечо, а потом он неожиданно резко отпустил ее.

— Никакого, — презрительно бросил он и повернулся к ней спиной.

Подойдя к машине, молодой человек ласково пробежался пальцами по блестящей поверхности капота. Потом опять повернулся к Каприс.

— Но все равно не советую вам дразнить меня, — предупредил он ее.

Она слегка улыбнулась.

— Вы не из тех, кого трудно спровоцировать, мистер Уинтертон, — ответила она. — Точнее сказать, такое впечатление, что у меня это уже получилось.

Он невозмутимо смотрел на нее.

— Я не слишком обеспокоен впечатлением, которое произвел на вас, — хладнокровно парировал он, — но хочу, чтобы в вашей голове крепко осело, что я не уеду отсюда… или, во всяком случае, сделаю это только тогда, когда сам этого захочу. У меня такое мнение, что я имею все права оставаться здесь, и если вы готовы изгонять меня силой, например по суду, то вам придется, скорее всего, выносить меня отсюда на руках. Ваш поверенный, вероятно, будет вам советовать договориться со мной — если, конечно, вы консультируетесь с ним! — и даже, наверное, пожелает, чтобы вы не упоминали в суде о том факте, что я радом. Я знаю старика Гребтри, потому что долго был бельмом на его глазу — по причинам, в которые я сейчас вдаваться не буду! Именно по этим причинам вы не много получите от него помощи, если будете настаивать на моем изгнании!

— И все же я вас изгоню! — Каприс сказала это почти с отчаянием и даже взмахнула руками. — Вы — абсолютно чужой мне человек, и я не могу позволить вам жить в доме, который по праву принадлежит мне…

— Вздор, — невозмутимо ответил он. — Мы могли бы оставить между нами промежуток в целую ширину дома, если бы вы жили в одной части здания, а я в другой.

— А что подумают соседи?

Кажется, впервые он развеселился, в ответ на ее вопрос уголки его губ дрогнули в легкой улыбке.

— А почему бы им действительно о чем-нибудь не подумать? — Он и в самом деле хихикнул. — Если бы наша договоренность продержалась всю зиму, это стало бы лакомым кусочком сезона для всех досужих болтунов.

— Уж не предполагаете ли вы, что это действительно продлится всю зиму?

— Я не говорил, что намерен разместиться у вас навсегда, не так ли?

— Все равно, — со всей возможной твердостью продолжала девушка, — у меня нет ни малейшего желания разрешить вам оставаться здесь в течение осени или зимы.

— Нет?

Она поняла, что ее попытка снова спровоцировать его не удалась, и сознание этого заставило ее смотреть на него настороженно.

— Вы упакуете ваши вещи, мистер Уинтертон, — потребовала она, — и покинете Феррингфилд-Мэнор в течение двадцати четырех часов. Я не возражаю против того, чтобы предоставить вам двадцать четыре часа, но это все, что я могу для вас сделать.

Он достал следующую сигарету и прислонился к дверце машины.

— Я должен сказать, меня изумляет ваше великодушие, — прокомментировал он.

— Двадцать четыре часа. — Она слегка вздернула подбородок. — Великодушие это или нет — мне понятно, что вы не считаете это все великодушием, — я не дам вам ни минуты больше.

Уинтертон покачал головой, улыбаясь ей очень вежливо.

— Не пойдет, маленькая австралийка, — ответил он. — Я не уйду!

— Тогда я попрошу вмешаться мистера Гребтри.

— Ну что ж! Ему понравится приезжать сюда и завтракать за вашим столом, а после ленча уезжать, не оказав вообще никакой реальной помощи. Естественно, его расходы на симуляцию собственной полезности будут оплачиваться за ваш счет, и вся бездна маленьких дел, подобных этим завтракам, в конце концов составит внушительную сумму, счет на которую он предъявит вам в конце года. Но разумеется, если у вас нет никаких возражений против проматывания ваших средств таким способом, — мне больше сказать нечего. Тут уж решать вам.