Властители душ - [76]

Но Омаяд не обращает на них внимания. Перед собой в конце переулка он заметил полосы солнечного света. Там, должно быть, заканчиваются покрытые сводом базарные переулки. Он страстно желает выйти из матовых сумерек на солнечный свет. Нетерпеливо, как женщина, которая хочет посмотреться в зеркало, купив новые украшения, спешит он, чтобы посмотреть, как играет, переливается на солнце обнаженный клинок. Он искрится как серебро! Около рукояти выгравирована тоненькая змейка, пожалуй, это метка оружейника. Абу Софиан высоко поднимает оружие и вертит его во все стороны, находя все новые и новые достоинства.

Наконец — так как замечает, что прохожие смотрят на него улыбаясь — он опускает клинок и осматривается. Позади него, находится вход в мрачные рыночные переулки, из которых он вышел. Перед собой он увидел выстроенное из белого камня, освещенное солнцем, великое святилище христиан, церковь святого Иоанна.

Деловая суматоха улиц бушует еще перед порогом двора; внутри же господствует отдохновенная тишина. Два монаха спускаются по ступеням церкви, медленно проходят по двору и исчезают за маленькими воротцами. Еще один, держа в руке книгу, отдыхает на каменной скамье в тени миртовых деревьев. Тихо струится вода в колодце.

Абу Софиан смотрит вверх, на громоздкую каменную балку, лежащую поперек над воротами, и читает высеченные слова: Твое царство, о Христос, вечное царство!

Значит, чтобы услышать христианскую мудрость надо войти сюда. Медленно и почтительно, размышляя, что он ничем не нарушает обычаи другой религии, входит Омаяд во двор, подходит к скамье и садится рядом с монахом, который, отодвигаясь, дает ему место. «Может быть, — думает Абу Софиан, — мне не нужно было бы брать с собой оружие, говорят, что христианское учение — учение мира. Однако никто, пожалуй, не станет опасаться, что я воспользуюсь здесь оружием».

Монах рассматривает его недолго, так как Омаяд ничего не говорит, он снова углубляется в свою книгу. Тут Абу Софиан кладет ему руку на плечо.

— Скажи мне, веришь ли ты в это? — спрашивает он и показывает на ворота.

— Во что? — спрашивает монах удивленно и опускает книгу.

Абу Софиан кончиком своего клинка указывает на балку над воротами. «Я хотел бы знать, веришь ли ты в то, что здесь написано: Твое царство, о Христос, вечное царство!».

— Если бы я не верил в это, я не был бы христианином.

— Таким ответом, — говорит Омаяд нахмурив лоб, — ты не совсем удовлетворил меня. Я хочу знать кое-что другое.

— Тогда, может быть, ты и спросить должен по-другому, — произнес монах терпеливо и улыбнулся. Он пытается оценить человека, который сидит рядом с ним. Конечно же, он чужеземец, но не перс, которых сейчас много в Дамаске. Он, должно быть, с юга.

«Спросить по-другому. Конечно, он должно спросить по-другому», — Абу Софиан задумается.

— Я знаю кое-что о вашей религии, — говорит он наконец. — Вы верите в Христа, передавшего вам божьи приказы…

— Христос был сыном Бога! — восклицает монах, гладя каштановую бороду. Может быть, чужеземец один из тех, которым нужно указать правильный путь к блаженству, и он старательно продолжает разговор.

Абу Софиану не хочется выпускать разговор из-под контроля.

— Возможно, он был сыном Божьим, — говорит он равнодушно. — Об этом я не спорю. Кроме того, как я слышал, вы верите и пророкам.

— Разумеется.

Абу Софиан подвигается из тени на солнце, потому что озяб, он не привык к прохладному ветру со снежной вершины Гермона:

— Так скажи мне, монах, считаешь ли ты возможным, что еще и сегодня есть пророки?

— А почему нет? Но я теперь хотел бы знать, что означает твой вопрос?

«Не заботься об этом, а отвечай на этот вопрос!» — хотелось крикнуть Абу Софиану. Но затем он одумался. Монах не знал его; а если бы он назвал свое имя, было бы очень странно, что тот слышал его вообще когда-нибудь. Мир, знавший и уважавший Омаяда, находился там, в шумных сумерках базара, тихой святости этого двора он был чужд.

— Ответь только, — говорит он теперь намного вежливее, чем сначала. — Ты можешь думать, что это не просто праздный вопрос Если сегодня могут существовать пророки, то скажи мне, как узнать их?

Для молодого монаха допрос этот неприятен и чужд, и он уже подумывал уклониться от ответа и отговориться тем, что должен выполнить кое-какие обязанности в церкви. Однако его вынудило любопытство.

— Некоторые пророки, — сказал он, — в знак доказательства того, что они посланы Богом, получили силу творить чудеса.

— Это значит, что они лечили больных? Пробуждали мертвых? Нет. Этого он не может.

В глазах монаха промелькнули искра понимания:

— Этого он не может? Теперь я наконец понимаю! Ты знаешь человека, выдающего себя за пророка?

— Это так, — подтверждает Омаяд. — Это ты понял лишь сейчас? Итак, дальше. Что знаешь ты еще?

— Пророки провозглашают слово Божье…

— Не говори глупостей, монах! То, что они провозглашают слово Божье, утверждают и лжепророки! Я мог бы сам стать одним из них, чтобы узнать, говорят они правду или лгут. Должны быть и другие знаки.

— Чистая богонравная жизнь.

— А какова она, такая жизнь?

— Он не может ни лгать, ни обманывать…