Владимир Высоцкий как гений песенного ширпотреба, сгоревший в творчестве ради излишеств - [13]
Для излечения от высоцкомании можно проделывать следующее мысленное упражнение. Сначала представьте себе мир, в котором не осталось никакой музыки кроме музыки Высоцкого. Мир без Моцарта, Бетховена, Баха, Вивальди, Верди, Штрауса, Мендельсона, АББА, Smokie, Джо Дассена, Юрия Антонова и пр. Без похоронного марша, гимна Советского Союза, «Во поле берёзка стояла…», «Из-за острова на стрежень…» и т. п. Какой фильм ни включите, там исключительно музыка Высоцкого, на какие танцульки ни завалите, там пляшут под «А ну отдай мой каменный топор…» Ну как, немножко дискомфортно, не правда ли? Чуть задержитесь в этом состоянии, чтобы получше запомнить свои ощущения. Теперь мысленно начинайте разбавлять Высоцкого конкурентами. Разбавляете, разбавляете… Вот уже опустили его до каких-то там 10% присутствия, но от Владимир Семёныча вас всё равно заметно подташнивает, надо опускать дальше. Дошли до 1%, дышать стало легче, оскомина почти прошла, но хочется опустить ещё хоть чуть-чуть ниже. Только где-то на 0,3% вы начинаете чувствовать, что больше можно уже не стараться. Вот эти 0,3% (а то и меньше) приблизительно и есть настоящая доля его усреднённого места в русской музыкальной культуре. Сухой, так сказать, осадок после выхода из моды. Это немало: ведь даже Моцарт, как ни парадоксально, потянет хорошо если на 1% — потому что очень уж много всякого блистательного и без него.
Теперь о том, сможем ли мы жить в принципе совсем без Высоцкого. Да элементарно: потеря 0,3% хоть чего-нибудь физиологически не воспринимаема. Ни в каких построениях он не является незаменимым элементом конструкции: он ведь не Аристотель, не Дарвин и т. д. Не пишу «не Эйнштейн», потому что Эйнштейну наступали на пятки конкуренты. То же с Менделеевым и многими другими. По сути — почти со всеми.
Кто был в те времена помимо Высоцкого. Были, среди прочих, какие-то таинственные озорные неперсонифицируемые «одесситы». От них: «Сингарелла», «Жил-был старый Хаим», «Денежки» («Что случилось, я не знаю…»), «Ах, Одесса, жемчужина у моря…», «На Дерибасовской открылася пивная», «У Сони аманины» («Собирайтеся брюнеты и блондины») и много чего ещё. Некоторые песенки были совсем похабные, но задорные, смешные и фрондёрские — вроде песни про Садко.
О зависти к Высоцкому. Валерий Перевозчиков («Правда смертного часа») об артистах театра на Таганке:
«На совести у труппы — не только полное непонимание Высоцкого, но и активная — черная зависть… Не у всех, конечно, но…»
«Ю. П. Любимов во время работы над спектаклем „Владимир Высоцкий“ собрал друзей В. В. и сказал им: „Вы же понимаете, как трудно сделать спектакль с людьми, которые Владимира не любили“.»
«В. Баранчиков: „Володя говорил (о театре и об актерах. — В. П.):
— Было время, когда мы друг друга посылали… И это было ближе к истине. А теперь… Все абсолютно чужие…“»
В итоге Высоцкий в 1980 г. из театра ушёл.
Там же у Перевозчикова:
«В. Гольдман: „А с нами в Калининграде работали „Земляне“… И они должны были заканчивать концерт. Володя — на сцене, а они за кулисами стали бренчать на гитарах. Я подошел, сказал:
— Ребята, потише, Владимир Семенович плохо себя чувствует.
Раз подошел, второй, а один сопляк говорит:
— Да что там… Подумаешь, Высоцкий?!
— Что?! Ах ты — мразь! Ничтожество! Если услышу хоть один звук!
И только я отошел, он снова — дзиньк! Я хватаю гитару и ему по голове! А они все четверо человек — молодые, здоровые жлобы — накинулись на меня. Я один отбиваюсь от четверых этой гитарой… Тут Коля Тамразов спускается по лестнице, увидел, бросился ко мне!
— Сейчас Высоцкий скажет в зале только одно слово — от вас ничего не останется!
Ну, тут они опомнились, разбежались…“»
В. Нисанов о визите к Высоцкому актёра Дружникова (там же у Перевозчикова):
«Дружников рассказывал по мере своих сил… А потом спросил:
— Володя, а правда, что у тебя два „Мерседеса“? А правда, что у тебя квартира 120 метров?
— Да, правда…
Обыкновенная зависть… И это не понравилось Володе…»
Как поступил бы средний советский гражданин, если бы ему предложили вычеркнуть из своей жизни Высоцкого и получить за это квартиру в 60 кв. м.? Боюсь, что очень многие сказали бы: ВЫЧЁРКИВАЮ. Ну, некоторые, может, — не сразу, а посоветовавшись с супругами, родителями, детьми.
Люди с сильной потребностью смотреть на кого-то снизу вверх и умиляться материальным успехам своих кумиров, — рабы по своему душевному складу. Думаю, среди особо горячих поклонников Высоцкого таких человечков было много.
Марк Дейч (в статье «Феномен Высоцкого») о том, как Высоцкий подсиживал других актёров:
«Итак, актер Театра на Таганке Владимир Высоцкий. Популярность Высоцкого была одновременно популярностью театра — Юрий Петрович Любимов прекрасно это понимал. Поставив на Высоцкого, Любимов, безусловно, выиграл. Но за выигрыш пришлось расплачиваться: закрывать глаза на все то, что другим актерам никогда не прощалось. Срывы репетиций, внезапные отмены спектаклей, инъекции спирта в вену, без чего Высоцкий порой не мог выйти на сцену…
Впрочем, расплачиваться пришлось значительно раньше. Сначала из театра ушел Николай Губенко. Правда, он не состоял в штате, а был „разовым“ актером, то есть приглашался лишь на определенные роли. Одну из его ролей — Керенского в „10 днях…“ — Любимов передал Высоцкому, после чего Губенко в театре больше не появлялся.
Для поверхностных авторов он [Станислав Ежи Лец] удобен в качестве источника эпиграфов, потому что у него не надо ничего ВЫЧИТЫВАТЬ, выделять из массы текста, а можно брать готовые хохмы, нарезанные для немедленного употребления. Чистоплотным писателям нееврейской национальности лучше его игнорировать, а если очень хочется ввернуть что-то из классиков, то надо пробовать добросовестно откопать — у Платона, Цицерона, Эразма Роттердамского, Бальтасара Грасиана и иже с ними. Или хотя бы у Баруха Спинозы: тот не стремился блеснуть словесными трюками.
Книга ориентирована не только на представителей специальных служб, но также на сотрудников информационно-аналитических подразделений предприятий и политических организаций, на журналистов, социологов, научных работников. Она может быть полезной для любого, кто из любопытства или с практической целью желает разобраться в технологиях аналитической работы или просто лучше понять, как устроены человек и общество. Многочисленные выдержки из древних и новых авторов делают ее приятным экскурсом в миp сложных интеллектуальных технологий.
Дураковедческое эссе. Апология глупости. Тоскливо-мрачная картина незавидного положения умников. Диагнозы. Рецепты. Таблетки.
Да, Лев Толстой был антинаучник, и это его характеризует очень положительно. Но его антинаучность обосновывалась лишь малополезностью науки в части построения эффективной моральной системы, эффективной социальной организации, а также в части ответа на вопрос, ЧТО считать эффективным.
Эрнест Миллер Хемингуэй (1899–1961) — американский свихнутый писатель, стиль которого якобы «значительно повлиял на литературу XX века».
Выбор поприща, женитьба, устройство на работу, плетение интриг, заведение друзей и врагов, предпринимательство, ораторство, политическая деятельность, писательство, научная работа, совершение подвигов и другие аспекты извечно волнующей многих проблемы социального роста рассматриваются содержательно, иронично, по-новому, но со ссылками на древних авторов.
Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.
Заговоры против императоров, тиранов, правителей государств — это одна из самых драматических и кровавых страниц мировой истории. Итальянский писатель Антонио Грациози сделал уникальную попытку собрать воедино самые известные и поражающие своей жестокостью и вероломностью заговоры. Кто прав, а кто виноват в этих смертоносных поединках, на чьей стороне суд истории: жертвы или убийцы? Вот вопросы, на которые пытается дать ответ автор. Книга, словно богатое ожерелье, щедро усыпана массой исторических фактов, наблюдений, событий. Нет сомнений, что она доставит огромное удовольствие всем любителям истории, невероятных приключений и просто острых ощущений.
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эту книгу можно назвать книгой века и в прямом смысле слова: она охватывает почти весь двадцатый век. Эта книга, написанная на документальной основе, впервые открывает для русскоязычных читателей неизвестные им страницы ушедшего двадцатого столетия, развенчивает мифы и легенды, казавшиеся незыблемыми и неоспоримыми еще со школьной скамьи. Эта книга свела под одной обложкой Запад и Восток, евреев и антисемитов, палачей и жертв, идеалистов, провокаторов и авантюристов. Эту книгу не читаешь, а проглатываешь, не замечая времени и все глубже погружаясь в невероятную жизнь ее героев. И наконец, эта книга показывает, насколько справедлив афоризм «Ищите женщину!».
Оценки личности и деятельности Феликса Дзержинского до сих пор вызывают много споров: от «рыцаря революции», «солдата великих боёв», «борца за народное дело» до «апостола террора», «кровожадного льва революции», «палача и душителя свободы». Он был одним из ярких представителей плеяды пламенных революционеров, «ленинской гвардии» — жесткий, принципиальный, бес— компромиссный и беспощадный к врагам социалистической революции. Как случилось, что Дзержинский, занимавший ключевые посты в правительстве Советской России, не имел даже аттестата об образовании? Как относился Железный Феликс к женщинам? Почему ревнитель революционной законности в дни «красного террора» единолично решал судьбы многих людей без суда и следствия, не испытывая при этом ни жалости, ни снисхождения к политическим противникам? Какова истинная причина скоропостижной кончины Феликса Дзержинского? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в книге.
Виктор Цой — одно из самых ярких и опасных открытий, которые ожидают всякого подростка в русскоязычной части мира. Сам по себе Цой довольно симпатичен (если не думать о его соседях, которые, быть может, очень страдали от его ночных музыкальных упражнений за стенкой), но его ярые поклонники — это, как правило, расхлябанная мразь, загаживающая подъезды и пачкающая краской дома и заборы. Слабая нервная система, изнеженность, несклонность к самодисциплине, неспособность к систематическому усилию и букет дурных привычек — основные качества последователей Цоя.