Владимир Высоцкий как гений песенного ширпотреба, сгоревший в творчестве ради излишеств - [11]

Ещё о хилости Высоцкого. Художник-постановщик «Места встречи изменить нельзя» В. Гидулянов (взято из книги Марка Цыбульского «Владимир Высоцкий в Одессе»):

«Помню, снимали эпизод в декорации „квартира Шарапова“. Ночной вызов на задание. В дверь стучит водитель „Фердинанда“. Спросонок с постелей вскакивают Шарапов и Жеглов. Оба худенькие, в длинных ситцевых заношенных трусах, оба на одинаково тонких ножках. Съёмочная группа взорвалась смехом. И дольше всех стоял хохот Высоцкого. Эпизод вырезали, — думаю, зря…»

(Над хилостью смеяться не грех, потому что для большинства людей она — единственно результат лени и вполне преодолима.)

Режиссёр Любимов навязывал Высоцкому со товарищи сцены в гомосексуальном вкусе. Надо полагать, мышечная дряблость у Высоцкого появилась лишь ближе к фильму «Место встречи…»

Первая клиническая смерть случилась у Высоцкого в 1969 году (в возрасте 31 год, значит). Началось с того, что кровь пошла горлом. После пережития такого сколько-нибудь серьёзная работа над мускулатурой у всё более погружавшегося в алкоголизм человека уже вряд ли имела место.

* * *

Ещё о пижонстве Высоцкого. Станислав Садальский (там же у Цыбульского):

«Мы с Высоцким как-то сразу друг другу не понравились. Он мне — тем, что был разодет во французские шмотки. Володя же возмутился, когда я однажды спросил, кто это у нас тут вертится на съёмках: „Как кто? Это же Марина Влади!“»

В общем, нам Высоцкий пел «мы выбираем деревянные костюмы», а сам предпочитал французские.

Ещё Садальский. О том же, но другими словами (из которых не все приняты в приличном обществе). В интервью некому Д. Гордону (с сайта www.gordon.com.ua):

— Так тяжело было с Высоцким?

— Еще как!

— В чем это выражалось?

— Он очень важный был… (…) Высоцкий… Во-первых, он очень любил шмотки…

— Это разве плохо?

— Хорошо, но они же тогда недостижимой мечтой были. Вы представляете себе: настоящие французские джинсы…

— Заклепки, лейблы…

— Да, вот и мне такие хотелось, а еще все время подмывало поставить человека на место — характер-то у меня тоже отвратительный. «Что бы ему, — думал, — сделать, как уесть?».

На съемки в Одессу приехала с ним Марина Влади, а когда-то была история… Высоцкий как следует выпивал, мог поддатым прийти на спектакль, и его в Кащенко поместили — провернул такую штуку Любимов. На осмотре профессор у пациента спросил: «Так, женат?».

— «Да». — «Кто жена?». — «Марина Влади». — «Понятно, — доктор обернулся к свите, — это не лечится». Он не то чтобы хотел пошутить, просто не знал, что жена Высоцкого действительно Марина Влади.

Подумать мне было некогда… Высоцкий? И пусть, а я Садальский. Самомнения — Боже мой! Я вообще-то всех по именам называю, но на «вы» — учителя научили, что никому тыкать не надо. Вот и сказал ему: «Володя, вы не знаете, кто эта толстая тетка? Чего она здесь ходит, меня раздражает?». Он вскипел: «Ты что, <…>? Это Марина Влади!». Я хлоп себя по губам: «Ой, сам себе порчу!». Такой вот был эпизод, и как-то его, знаете, это задело…

На съемках он вел себя, как дорогой гость — будто пришел к вам на интервью, сел в это кресло: «Ну (изображает презрение и равнодушие), спрашивайте!»… Такой весь, переполненный собственной значимостью, он постоянно что-то из себя изображал. Особенно это видно по телевидению, потому что сам ты расслаблен и человек перед тобой как на ладони.

* * *

Высоцкий как гроза для коллег. Ещё показания. Марк Цыбульский цитирует актёра Михаила Лобанова по поводу участия того в записи пьесы «Алиса в стране чудес» («Алиса в стране чудес»):

«Высоцкий приезжал на запись почему-то всегда раздражённым, был очень строгим и очень требовательным. Он сначала нам показывал песни в своём исполнении, а потом Геворгян показывал нам фонограмму музыки. Высоцкого все актёры боялись.»

* * *

Несравненный Марк Дейч о двух Высоцких:

«Высоцкий не был однозначен. Рассказывать о нем можно много. Собственно, все эти рассказы — о двух Высоцких: пьяном и трезвом. Первый был проще, человечнее, обладал безусловным даром завоевывать сердца рабочих сцены и осветителей. У партнеров по сцене мог создать приподнятое настроение, что было особенно важно, когда пьеса не нравилась актерам и ее приходилось играть через силу. Так случилось с „Антимирами“: словоблудие Вознесенского действовало на труппу настолько удручающе, что лишь ироническое к нему отношение, которое Высоцкий сумел вызвать у актеров, спасло спектакль.

Второй Высоцкий был совсем другим. Большой актер, в полной мере себя таковым осознающий и соответственно ведущий себя с окружающими. Здоровался краем рта, как бы намекая на скорую улыбку: вот еще чуть-чуть — и улыбнется… Но до улыбки так и не доходило.

Впрочем, второго Высоцкого доводилось видеть не часто.»

* * *

Юрий Визбор накропал про Высоцкого сю-сю-статью «Он не вернулся из боя». А ничего, что Высоцкий даже военной службы не проходил? Бои, конечно, бывают и фигуральные, но, может, не надо пускаться на всякие такие литературные трюки и примазываться к смыслам, обеспеченным сверх-усилиями и кровью других — не привилегированных, не отвертевшихся, не засцавших — да ещё неслабо на этом зарабатывать?