Особо писателистый писатель Эрнест Хемингуэй

Особо писателистый писатель Эрнест Хемингуэй

Эрнест Миллер Хемингуэй (1899–1961) — американский свихнутый писатель, стиль которого якобы «значительно повлиял на литературу XX века».

Жанры: Критика, Самиздат, сетевая литература
Серия: Замечания о писателях и их книгах
Всего страниц: 6
ISBN: -
Год издания: 22
Формат: Полный

Особо писателистый писатель Эрнест Хемингуэй читать онлайн бесплатно

Шрифт
Интервал

Эрнест Хемингуэй


Эрнест Миллер Хемингуэй (1899–1961) — американский свихнутый писатель, стиль которого якобы «значительно повлиял на литературу XX века». Разумеется, его проблемы с мозгами п(р)оявились не сразу, а до того он даже успел (в 1955 г.) получить Нобелевскую премию по литературе.

Англоязычная Википедия:

«Hemingway’s legacy to American literature is his style: writers who came after him emulated it or avoided it.»

Это можно понять так: читать от Хемингуэя теперь особо нечего, зато от него остался СТИЛЬ. Замечание на самом деле очень забавное, потому что как ни пиши, всегда можно неопровержимо заявить, что ты стараешься скопировать хемингуэев стиль, только не совсем удачно, или что стараешься отличиться от хемингуэева стиля, и у тебя это даже чуть-чуть получается.

Ещё из англоязычной Википедии:

«He became the spokesperson for the post-World War I generation.»

То есть, что бы кто из «post-World War I generation» ни говорил, всё было мимо, впустую, не привлекало внимания, а когда открывал свою варежку Хемингуэй, все почтительно замирали, потому что это высказывалось ПОКОЛЕНИЕ.

Кстати, мой собственный опыт speak-ания со своим поколением убедил меня в том, что понравиться поколению (ну, значительной части его) можно единственно при условии что будешь выдавать только малоспорные, а лучше бесспорные вещи, то есть, лишь плоское, не выражающее ничего концептуально нового и претендующего на повышенную полезность. Значит, чтобы стать spokesman-ом поколения, надо не шибко превосходить мозгами его средний уровень или по крайней мере говорить не то, что думаешь и что хоть кто-то позарез должен сказать, а то, что легче распихивается по умишкам. Другими словами, любимец публики — это либо такой же дурак, как его публика, либо лживый манипулятор, фигурально вытирающий о публику ноги. В лучшем случае это индивид, у которого нет прямого контакта с человеческой массой, зато есть посредники, перетолковывающие его этой массе: фильтрующие и комментирующие его высказывания и восторженно приписывающие ему те качества, которые масса желает у него находить. Простым недоговариванием неудобных вещей эффект глубокого проникновения в народные душонки обычно не достигается. Исключения бывают? Думаю, таки да — но очень редко. И Хемингуэй — не исключение отнюдь: никакого второго концептуального слоя у него не обнаружили.

Если совсем уж уточнять, то бывает такое: в молодости креативный индивид, ещё не особо умный по простой возрастной причине, рано пробивается во всеобщие любимцы благодаря отсутствию интеллектуального превосходства, а потом, когда превосходство появляется, он всего лишь пользуется достижениями молодости, которые располагают к благоговейному восприятию его недопонимаемых позднейших, более толковых, более сложных, более спорных вещей. Такая модель приложима, например, к Александру Блоку.

* * *

Я обожаю порыться в букинистических залежах, поэтому могу утверждать довольно уверенно, что Хемингуэй сошёл давно и почти подчистую. Зато выжили, скажем, Дэшил Хэммет (1894–1961), Эрл Стэнли Гарднер (1889–1970) и Джеймс Хедли Чейз (1906–1985), против которых сказать ничего не имею, потому как люблю их. Рекс Стаут (1886–1975) тоже выжил, хоть он мне и не нравится. Прекрасные и отнюдь не простенькие Роберт Хайнлайн (1907–1988) и Клиффорд Саймак (1904–1988) ещё вполне пользуются спросом. Можно указать и чуть более поздних, вроде Роберта Ладлэма (1927–2001), перед которыми Хемингуэй таки имел фору. А ещё как-то не хочется забывать блистательных англичан, вроде Джона Толкина (1892–1973), которого в 1961 г. обошли с Нобелевской премией, Алистера Маклина (1922–1987) и Фредерика Форсайта (1938). Наверное, про это можно сказать, что время расставило точки над «i». А по поводу Нобелевской премии… если, к примеру, Артур Конан Дойль (1859–1930) и Герберт Уэллс (1866–1946) её не получили, то, мягко говоря, просится вывод, что читать книжки нобелевского лауреата психически нормальному образованному человеку, скорее всего, будет скучно (если, конечно, предварительно не «впарить» ему, что это — приобщение к великому, посильному только для действительных интеллектуалов и тонких эстетов).

Хемингуэи обычно исчезают со сцены, потому что их с неё сталкивают другие хемингуэи. Чтобы один хемингуэй перетянул на себя внимание от другого хемингуэя, не обязательно подвизаться на том же самом узком поприще. Перетягивание идёт скорее не индивидуальное, а групповое: сходит одно поколение модных «медийных персон», притаскивается другое. Через поколение уже трудно вспомнить, кто предшествовал предшественникам текущих мелькучих любимцев народа. В культуре «сухой остаток» от слинявших почти никакой, и только удивляешься, как можно было много лет восхищаться такими пустышками.

* * *

Из статьи И. А. Михайлова «Тайны болезни и гибели Эрнеста Хемингуэя» (сайт greylib.align.ru):

«СЕГОДНЯ рассекречено только досье на писателя в ФБР, где множество цензурных помарок и вырезок. Но оно даёт общее представление о деятельности спецслужбы США в отношении всемирно известного писателя. Справедливости ради необходимо отметить, что подобные досье были заведены на всех лауреатов Нобелевской премии в области литературы, современников Хемингуэя: Синклера Льюиса, Джона Стейнбека и Уильяма Фолкнера. Но никого из них это не привело к трагической смерти.»


Еще от автора Александр Владимирович Бурьяк
Станислав Ежи Лец как мастер дешевых хохм не для дела

Для поверхностных авторов он [Станислав Ежи Лец] удобен в качестве источника эпиграфов, потому что у него не надо ничего ВЫЧИТЫВАТЬ, выделять из массы текста, а можно брать готовые хохмы, нарезанные для немедленного употребления. Чистоплотным писателям нееврейской национальности лучше его игнорировать, а если очень хочется ввернуть что-то из классиков, то надо пробовать добросовестно откопать — у Платона, Цицерона, Эразма Роттердамского, Бальтасара Грасиана и иже с ними. Или хотя бы у Баруха Спинозы: тот не стремился блеснуть словесными трюками.


Мир дураков

Дураковедческое эссе. Апология глупости. Тоскливо-мрачная картина незавидного положения умников. Диагнозы. Рецепты. Таблетки.


Аналитическая разведка

Книга ориентирована не только на представителей специальных служб, но также на сотрудников информационно-аналитических подразделений предприятий и политических организаций, на журналистов, социологов, научных работников. Она может быть полезной для любого, кто из любопытства или с практической целью желает разобраться в технологиях аналитической работы или просто лучше понять, как устроены человек и общество. Многочисленные выдержки из древних и новых авторов делают ее приятным экскурсом в миp сложных интеллектуальных технологий.


Технология карьеры

Выбор поприща, женитьба, устройство на работу, плетение интриг, заведение друзей и врагов, предпринимательство, ораторство, политическая деятельность, писательство, научная работа, совершение подвигов и другие аспекты извечно волнующей многих проблемы социального роста рассматриваются содержательно, иронично, по-новому, но со ссылками на древних авторов.


Лев Толстой, или Русская глыба на пути морального прогресса

Да, Лев Толстой был антинаучник, и это его характеризует очень положительно. Но его антинаучность обосновывалась лишь малополезностью науки в части построения эффективной моральной системы, эффективной социальной организации, а также в части ответа на вопрос, ЧТО считать эффективным.


Искусство сбережения сил (версия без ёфикации)

Как находить время для приятного и полезного. Как выжимать побольше из своих скудных возможностей. Как сделать лень своим жизненным стилем и поднять ее до ранга философской позиции. Попытка систематизации, осмысления и развития лентяйства. Краткое пособие для людей, ищущих свободы и покоя. Куча очевидных вещей, которые для кого-то могут оказаться долгожданным счастливым открытием. Может быть, некоторые мысли, высказанные в этой книге, вовсе не блещут значительностью и новизной, зато они наверняка отличаются хотя бы полезностью.


Рекомендуем почитать
Все источники бездны

После трагической гибели Андрея Панина от шальной пули его жена Лиза обнаруживает среди вещей мужа сумку с пистолетом и ста тысячами долларов. Неожиданная находка заставляет ее задуматься, был ли Андрей тем человеком, за которого себя выдавал, — примерным семьянином и талантливым ученым-астрофизиком. Стремительно развивающиеся события подводят Лизу к пониманию того, что Панин вообще не был человеком, и теперь смертельная опасность угрожает ей и ее сыну Максиму.


Время побежденных

Волна жестоких убийств, совершаемых мутантами-тугами, захлестнула планету. А тут еще и исчезновения тысяч людей в разных уголках земного шара. Руководство Особого отдела полиции сбилось с ног, пытаясь выстроить все эти странные события в логическую цепочку. Кому поручить расследование всей этой чертовщины, терроризирующей население Земли? Конечно же, инспектору Олафу Матиссену, обладающему уникальной способностью притягивать к себе самые немыслимые неприятности. И вот он вместе с напарником-инопланетянином отправляется в Гиблые Земли — эпицентр ядерной катастрофы, так страшно изменившей облик планеты.


Пусть небеса падут

Семнадцатилетний Вейн Вестон понятия не имеет, как пережил пятибалльный торнадо, в результате которого погибли его родители. Он понятия не имеет, существует ли на самом деле та красивая темноволосая девушка, которая посещает его сны каждую ночь с начала бури. Но он надеется, что она реальна.Семнадцатилетняя Одри является сильфидой воздушных стихий. Она ходит по воздуху, понимает манящие песни ветра и может превратить воздух в оружие. Она – хранитель Вейна и поклялась защищать его любой ценой. Даже если для этого придется пожертвовать своей жизнью.Из-за небрежной ошибки они привлекают внимание опасного врага, уничтожившего их семьи, и Одри вынуждена помочь Вейну вспомнить, кем он является на самом деле.


Сказания и легенды средневековой Европы

Первобытное человечество с самого появления на Земле испытывало потребность истолковать, объяснить и сделать для себя понятными явления окружающей природы, побуждаемые к тому необходимостью подчинить их себе, овладеть ими, обратить их себе в пользу. Но первые попытки истолкования природы сейчас кажутся беспорядочным сбором суеверий.


Драматические сочинения и переводы Н. А. Полевого. Две части

«…Это решительно лучшее из всех «драматических представлений» г-на Полевого, ибо в нем отразилось человеческое чувство, навеянное думою о жизни; а между тем г. Полевой написал его без всяких претензий, как безделку, которая не стоила ему труда и которую прочтут – хорошо, не прочтут – так и быть!…».


Секретарь в сундуке (,) или Ошибся в расчетах. Водевиль-фарс. В двух действиях. М. Р… Три оригинальные водевиля… Сочинения Н. А. Коровкина

«…Не знаем, право, каковы английский и немецкие водвили, но знаем, что русские решительно ни на что не похожи. Это какие-то космополиты, без отечества и языка, какие-то тени без образа, клетушки и сарайчики (замками грешно их назвать), построенные из ничего на воздухе. В них редко встретите какое-нибудь подобие здравого смысла, об остроте и игре ума и слов лучше и не говорить. Место действия всегда в России, действующие лица помечены русскими именами; но ни русской жизни, ни русского общества, ни русских людей вы тут не узнаете и не увидите…».


Наши, списанные с натуры русскими… Уральский казак. Соч. В. И. Даля

«…К числу особенных достоинств статей, помещаемых в этом издании, должно отнести их совершенную соответственность и верность идее и цели: так, например, «Уральский казак» – это не повесть и не рассуждение о том, о сем, а очерк, и притом мастерски написанный, который в журнале не заменил бы собою повести, а в «Наших» читается, как повесть, имеющая все достоинство фактической достоверности…».


«Много шуму из ничего»

«Во все времена человеческой жизни, с тех пор как люди себя помнят, были войны. Войны, с тех пор как существуют государства, начинались правительствами, а кончались – борьбой сословий; бедные принимались бороться с богатыми. Богатые противились и не хотели уступать. Тогда начинались народные движения; более долгие и более мирные движения называются реформациями, а более короткие и более кровавые – революциями…».


Левитов

«Характерно для Левитова, что бытописатель, прикованный к месту и моменту, постоянно видя пред собою какое-то серое сукно жизни, грубость и безобразие, пьяные толпы России, крестьянскую нужду и пролетариат городской, он в то же время способен от этой удручающей действительности уноситься далеко в свою мечту – и она, целомудренная, поэтическая, сентиментальная, еще резче оттеняет всю тьму и нелепицу реальной прозы. В нем глубоко сочетаются реалист и романтик…».


Просветитель по части художества

историк искусства и литературы, музыкальный и художественный критик и археолог.


Михаил Булгаков как жертва «жилищного вопроса»

Михаил Афанасьевич Булгаков (1891–1940) в русской литературе — из самых-самых. Он разнообразен, занимателен, очень культурен и блестящ. В меру антисоветчик. Зрелый Булгаков был ни за советскую власть, ни против неё: он как бы обитал в другой, неполитической плоскости и принимал эту власть как местами довольно неприятную данность.


Василий Шукшин как латентный абсурдист, которого однажды прорвало

Василий Макарович Шукшин (1929–1974) — харизматическая фигура в советском кинематографе и советской литературе. О Шукшине говорят исключительно с пиететом, в крайнем случае не интересуются им вовсе.


Антон Чехов как оппонент гнилой российской интеллигенции

Я полагаю, что Сталина в Чехове привлёк, среди прочего, мизантропизм. Правда, Чехов — мизантроп не мировоззренческий, а только настроенческий, но Сталин ведь тоже был больше настроенческий мизантроп, а в минуты благорасположения духа хотел обнять всё человечество и вовлечь его в сферу влияния российской коммунистической империи.