Вещная жизнь. Материальность позднего социализма - [83]
Социальная история советских объектов и пространств важна и для понимания роли Советского Союза в мировом контексте, включая и один из самых интересных вопросов советской истории: какое место занимал СССР в ландшафте модерности? Был ли он пусть и специфическим, но по сути своей модерным государством? Или же Советский Союз – пример особой, социалистической модерности? Можно ли его вообще называть модерным государством?[557] Анализ советской материальности в этой книге показывает, что многие явления эпохи позднего социализма навеяны, вызваны или обусловлены транснациональным взаимодействием предметов, идей и людей. В 1960‐е годы, когда Георгий Тэнно перенес американский культуризм на советскую почву, он стремился использовать потенциал тяжелоатлетических снарядов для формирования современного советского тела. В 1970‐е и 1980‐е годы советская молодежь с периферии сочла этот западный культурный продукт полезным инструментом, позволяющим превратить тело в оружие, необходимое не только для того, чтобы с достоинством пережить обязательную службу в Советской армии с ее узаконенными унижениями и дедовщиной, но и для утверждения собственного классового взгляда на эталон коллективного советского тела. Именно последнее побуждение заставляло их нападать на другие, более образованные группы советской молодежи, чьи привычки сформировались под влиянием других западных субкультур, например хиппи или панков.
Между тем многие женщины в СССР 1980‐х годов увлеклись советской вариацией аэробики, восходящей к видеозаписям тренировок Джейн Фонды и пропагандируемой советским телевидением. Советские моделисты совершенствовались в своем хобби, собирая модели, разработанные в Англии. В идеологическом и политическом отношении их коллекции, прославляющие национальное прошлое, были практически неотличимы от аналогичных коллекций в других странах глобального Севера. Советские реставраторы, выступавшие за сохранение архитектурного наследия, ориентировались на музей Скансен в Стокгольме как эталон музея под открытым небом и даже называли свою дисциплину «скансенологией». Эти и другие явления позднесоветской эпохи – от популярности йоги и карате до поисков снежного человека и НЛО – показывают, что транснациональная коммуникация между странами Восточного и Западного блока не была однородной. Она строилась вокруг социальных параметров, таких как классовая, гендерная и этническая принадлежность. Концепция переплетенных модерностей, получившая распространение благодаря Йорану Тернборну, полезна для понимания советского общества. Однако важно оговорить: различия между типами модерности определялись не только идеологическими, национальными и культурными, но и социальными границами[558]. Возраст, пол, классовая принадлежность играли в советском обществе не меньшую роль, чем в Западной Европе или Северной Америке, и транснациональные сближения поверх железного занавеса свидетельствуют о том, что представители разных социальных групп по-разному понимали, что значит быть современным, и претворяли свое видение в жизнь. Материальные предметы воплощали и транслировали поверх национальных границ различные, классово обусловленные модели и практики. Говорить о существовании особой советской модерности значило бы игнорировать необычайное многообразие социальной и культурной жизни в СССР и подразумевать, что суть российской истории – в сильном централизованном государственном аппарате, а такой взгляд часто приводит к тому, что историю России описывают и преподают как историю ее правителей.
В этом плане акцент на материальных предметах и пространствах помогает сделать еще один важный теоретический шаг. История советской материальности – действенная форма вмешательства в методы изложения и преподавания истории России, открывающая нашему взору иначе невидимые или смутно различимые исторические тенденции, социальные структуры и культурные смыслы. Материальные предметы эпохи позднего социализма воплощали разные и зачастую противоречивые видения прошлого, настоящего и будущего, упорядочивали социальный ландшафт и предлагали разные способы в нем ориентироваться. Анализируя этот процесс, мы лучше понимаем советское общество как сложную историческую сущность, проявившую способность сопротивляться настойчивым попыткам советской политической и культурной элиты превратить ее в рационально организованное, дисциплинированное и легко контролируемое общество.
Литература
Альтов Г. Третье тысячелетие // НФ: сборник научной фантастики. М.: Знание, 1974. 14. С. 3–52.
Альтшуллер Г., Верткин И. Как стать гением: жизненная стратегия творческой личности. Минск: Беларусь, 1994.
Альтшуллер Г. Алгоритм изобретения. М.: Московский рабочий, 1973.
Альтшуллер Г. Найти идею. Новосибирск: Наука, 1986.
Альтшуллер Г., Селюцкий А. Крылья для Икара: как решать изобретательские задачи. Петрозаводск: Карелия, 1980.
Альтюссер Л. Идеология и идеологические аппараты государства: (заметки для исследования) // Неприкосновенный запас. 2011. № 3 (77). URL: https://magazines.gorky.media/nz/2011/3/ideologiya-i-ideologicheskie-apparaty-gosudarstva.html (дата обращения: 08.10.2021).
В начале 1930-х гг. примерно шесть с половиной тысяч финнов переехали из США и Канады в Советскую Карелию. Республика, где в это время шло активное экономическое и национальное строительство, испытывала острую нехватку рабочей силы, и квалифицированные рабочие и специалисты из Северной Америки оказались чрезвычайно востребованы в различных отраслях промышленности, строительстве, сельском хозяйстве и культуре. Желая помочь делу строительства социализма, иммигранты везли с собой не только знания и навыки, но еще и машины, инструменты, валюту; их вклад в модернизацию экономики и культуры Советской Карелии трудно переоценить.
В своей новой книге видный исследователь Античности Ангелос Ханиотис рассматривает эпоху эллинизма в неожиданном ракурсе. Он не ограничивает период эллинизма традиционными хронологическими рамками — от завоеваний Александра Македонского до падения царства Птолемеев (336–30 гг. до н. э.), но говорит о «долгом эллинизме», то есть предлагает читателям взглянуть, как греческий мир, в предыдущую эпоху раскинувшийся от Средиземноморья до Индии, существовал в рамках ранней Римской империи, вплоть до смерти императора Адриана (138 г.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
На основе многочисленных первоисточников исследованы общественно-политические, социально-экономические и культурные отношения горного края Армении — Сюника в эпоху развитого феодализма. Показана освободительная борьба закавказских народов в период нашествий турок-сельджуков, монголов и других восточных завоевателей. Введены в научный оборот новые письменные источники, в частности, лапидарные надписи, обнаруженные автором при раскопках усыпальницы сюникских правителей — монастыря Ваанаванк. Предназначена для историков-медиевистов, а также для широкого круга читателей.
В книге рассказывается об истории открытия и исследованиях одной из самых древних и загадочных культур доколумбовой Мезоамерики — ольмекской культуры. Дается характеристика наиболее крупных ольмекских центров (Сан-Лоренсо, Ла-Венты, Трес-Сапотес), рассматриваются проблемы интерпретации ольмекского искусства и религиозной системы. Автор — Табарев Андрей Владимирович — доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института археологии и этнографии Сибирского отделения РАН. Основная сфера интересов — культуры каменного века тихоокеанского бассейна и доколумбовой Америки;.
Грацианский Николай Павлович. О разделах земель у бургундов и у вестготов // Средние века. Выпуск 1. М.; Л., 1942. стр. 7—19.
Книга для чтения стройно, в меру детально, увлекательно освещает историю возникновения, развития, расцвета и падения Ромейского царства — Византийской империи, историю византийской Церкви, культуры и искусства, экономику, повседневную жизнь и менталитет византийцев. Разделы первых двух частей книги сопровождаются заданиями для самостоятельной работы, самообучения и подборкой письменных источников, позволяющих читателям изучать факты и развивать навыки самостоятельного критического осмысления прочитанного.
В августе 2020 года Верховный суд РФ признал движение, известное в медиа под названием «АУЕ», экстремистской организацией. В последние годы с этой загадочной аббревиатурой, которая может быть расшифрована, например, как «арестантский уклад един» или «арестантское уголовное единство», были связаны различные информационные процессы — именно они стали предметом исследования антрополога Дмитрия Громова. В своей книге ученый ставит задачу показать механизмы, с помощью которых явление «АУЕ» стало таким заметным медийным событием.
В своей новой книге известный немецкий историк, исследователь исторической памяти и мемориальной культуры Алейда Ассман ставит вопрос о распаде прошлого, настоящего и будущего и необходимости построения новой взаимосвязи между ними. Автор показывает, каким образом прошлое стало ключевым феноменом, характеризующим западное общество, и почему сегодня оказалось подорванным доверие к будущему. Собранные автором свидетельства из различных исторических эпох и областей культуры позволяют реконструировать время как сложный культурный феномен, требующий глубокого и всестороннего осмысления, выявить симптоматику кризиса модерна и спрогнозировать необходимые изменения в нашем отношении к будущему.
Новая книга известного филолога и историка, профессора Кембриджского университета Александра Эткинда рассказывает о том, как Российская Империя овладевала чужими территориями и осваивала собственные земли, колонизуя многие народы, включая и самих русских. Эткинд подробно говорит о границах применения западных понятий колониализма и ориентализма к русской культуре, о формировании языка самоколонизации у российских историков, о крепостном праве и крестьянской общине как колониальных институтах, о попытках литературы по-своему разрешить проблемы внутренней колонизации, поставленные российской историей.
Представленный в книге взгляд на «советского человека» позволяет увидеть за этой, казалось бы, пустой идеологической формулой множество конкретных дискурсивных практик и биографических стратегий, с помощью которых советские люди пытались наделить свою жизнь смыслом, соответствующим историческим императивам сталинской эпохи. Непосредственным предметом исследования является жанр дневника, позволивший превратить идеологические критерии времени в фактор психологического строительства собственной личности.