Вещная жизнь. Материальность позднего социализма - [82]

Шрифт
Интервал

. Авторы недавних исследований в области материальности утверждают, что доминирующая в политической и аналитической мысли тенденция рассматривать материю и вещи как пассивные объекты человеческой воли – политический акт, навязывающий нам антропоцентрическое понимание мира и вбирающий в себя те же властные практики, на которых основаны расизм, шовинизм и ориентализм[554]. Лишь остранение материального мира, «прием затрудненной формы», политическое усилие, призванное «делать камень каменным» (в этом отношении советские формалисты звучат поразительно актуально для повестки новых исследований материальности), способны привести нас к более равноправному и справедливому обществу[555].

Анализируя, как советские вещи и пространства влияли на индивидуальное и коллективное самосознание, я постарался показать, как способность предметов материализовать эмоции, овеществлять восприятие обществом прошлого и будущего, формировать человеческое тело – иными словами, их подрывной потенциал – оспаривались советским руководством и интеллектуальной элитой, стремившимися контролировать насыщенную жизнь советских вещей, манипулировать ими и подчинить их себе. Но «стихийность», непредсказуемость и сопротивление материи воздвигли бесчисленные препятствия на пути превращения советских людей в рационально организованное общество. Советская материальность – материальность подъездов, спортивного инвентаря или телевизора – порождала гибридных социальных субъектов, чьи действия определялись не только идеологией и языком, но и окружающими их вещами. Поэтому у советских артефактов была собственная политика. С конца 1960‐х годов официально считалось, что советское общество вступило в эпоху развитого социализма, для которого характерно отсутствие фундаментальных противоречий в обществе, однако природные и рукотворные объекты вызывали оживленные публичные дискуссии, провоцировали конфликты, мобилизовали отдельные группы и способствовали социальному и культурному многообразию, нарушавшему планы советского руководства и интеллигенции по социальной инженерии[556].

Показательно, что в основе этих планов лежало осознание способности вещей упорядочивать и менять советское общество. Стихийный материализм, составлявший часть культурной логики позднего социализма, служил чиновникам и интеллигентам источником излюбленных и настойчиво воспроизводимых метафор, предполагавших оценку людей в зависимости от уровня их владения профессиональным оборудованием, стратегий потребления и увлечений. Он повлиял и на топографию общества позднего социализма, потому что способствовал волнам моральной паники по поводу советского национального тела, на которое слишком тесный контакт с материальной средой таких пространств, как полулегальные подвальные спортзалы, или с виртуальной реальностью телевидения якобы действовал разрушительно, но которое можно было исцелить во взаимодействии с другими формами материальности в таких местах, как музеи народного зодчества под открытым небом, дворцы пионеров, государственные спортзалы и стадионы. Стихийный материализм способствовал важной трансформации позднесоциалистического общества в более терпимую социально-политическую структуру за счет утверждений, что, например, деревянные церкви и архаичные северные пейзажи по своей природе принадлежат социализму. Благодаря стихийному материализму в дискурсивном поле позднего социализма уживались просветительские установки Генриха Альтшуллера и принципы архитектурной реставрации Александра Ополовникова, застывшая в пластике масштабных моделей история и вуайеристское пространство подвалов, где тренировались культуристы. Исторический потенциал социалистических объектов был обусловлен стихийностью и спонтанностью материальности, ее эмоциональной окрашенностью, воздействовавшей на советских людей и побуждавшей их менять собственное тело и сознание, присущей ей способностью влиять на общество так, как не предусматривал господствующий дискурс, и заставлять его реагировать и подстраиваться. Советская материальность играла ключевую роль в формировании сообществ, создании новых смыслов, порождении и объективации новых режимов знания.

Было бы ошибкой рассматривать ее воздействие лишь в категориях господства и сопротивления. Долгое время этим вопросам отводилось центральное место в изучении советской истории, особенно когда исследователи пытаются понять и проанализировать процесс формирования советского человека как особого исторического типа. Принято считать, что советская цивилизация формировала советских людей – в первую очередь научив их «говорить по-большевистски». Но, как видно из проведенного мной анализа взаимодействия между советскими людьми и материальными предметами, все было значительно сложнее. Советские объекты и пространства вмешивались в процесс становления личности, поощряя формы самосознания, не вписывавшиеся в дисциплинарные рамки советского воспитательного проекта. Когда культуристы из советских подвалов задались целью с помощью штанги и гирь нарастить мышечную массу или когда члены клуба «Полярный Одиссей» искали в селах на берегу Белого моря следы традиционного корабельного дела, новые гибридные тела и идентичности возникали благодаря эмоционально заряженным объектам, определявшим социальное бытие первых как «железных людей», вторых – как «последних поморов». В противовес тезисам некоторых представителей нового направления исследований материальности, приписывающих воздействие на общество непосредственно вещам, я, опираясь на результаты эмпирического анализа, предлагаю другую модель отношений между материальным и социальным. Советская материальность приобрела способность воздействовать на историю через тела людей, завороженных разными материальными объектами позднего социализма, тех, кому эти объекты служили для формирования и воплощения индивидуального и коллективного самосознания.


Еще от автора Алексей Валерьевич Голубев
В поисках социалистического Эльдорадо: североамериканские финны в Советской Карелии 1930-х годов

В начале 1930-х гг. примерно шесть с половиной тысяч финнов переехали из США и Канады в Советскую Карелию. Республика, где в это время шло активное экономическое и национальное строительство, испытывала острую нехватку рабочей силы, и квалифицированные рабочие и специалисты из Северной Америки оказались чрезвычайно востребованы в различных отраслях промышленности, строительстве, сельском хозяйстве и культуре. Желая помочь делу строительства социализма, иммигранты везли с собой не только знания и навыки, но еще и машины, инструменты, валюту; их вклад в модернизацию экономики и культуры Советской Карелии трудно переоценить.


Рекомендуем почитать
Советско-японский пограничный конфликт на озере Хасан 1938 г. в архивных материалах Японии: факты и оценки

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Дьявольский союз. Пакт Гитлера – Сталина, 1939–1941

«Дьявольский союз. Пакт Гитлера – Сталина, 1939–1941» рассказывает о пакте Молотова – Риббентропа, подписанном 23 августа 1939 года. Позже их яростная схватка окажется главным событием Второй мировой войны, но до этого два режима мирно сосуществовали в течение 22 месяцев – а это составляет не меньше трети всей продолжительности военного конфликта. Нацистско-советский пакт имел огромную историческую важность. Мурхаус со всей тщательностью и подробностью восстанавливает события, предшествовавшие подписанию этого документа, а также события, последовавшие после него, превращая исторический материал в увлекательный детектив.


История Сибири. От Ермака до Екатерины II

Уникальный труд замечательного мыслителя Петра Андреевича Словцова (1767–1843) «Историческое обозрение Сибири» по праву называют «энциклопедией сибирской жизни». Словцов всесторонне показал рачительное обживание Сибири россиянами на протяжении двух с лишним столетий после похода дружины Ермака. Ученый планировал довести исследование до времен правления Александра I, но в действительности подробное освещение событий заканчивается на первых голах правления Екатерины II (некоторые примечания, правда, касаются 1830-х и начала 1840-х гг.). Мудрый Словцов у Сибири один — так распорядилась сама История, — недаром его называют «сибирским Карамзиным».


Присоединение Марийского края к Русскому государству

В монографии на основе широкого круга источников и литературы рассматривается проблема присоединения Марийского края к Русскому государству. Основное внимание уделено периоду с 1521 по 1557 годы, когда произошли решающие события, приведшие к вхождению марийского народа в состав России. В работе рассматриваются вопросы, которые ранее не затрагивались в предыдущих исследованиях. Анализируются социальный статус марийцев в составе Казанского ханства, выделяются их место и роль в системе московско-казанских отношений, освещается Черемисская война 1552–1557 гг., определяются последствия присоединения Марийского края к России. Книга адресована преподавателям, студентам и всем тем, кто интересуется средневековой историей Поволжья и России.


Армянские государства эпохи Багратидов и Византия IX–XI вв.

В книге анализируются армяно-византийские политические отношения в IX–XI вв., история византийского завоевания Армении, административная структура армянских фем, истоки армянского самоуправления. Изложена история арабского и сельджукского завоеваний Армении. Подробно исследуется еретическое движение тондракитов.


Делийский султанат. К истории экономического строя и общественных отношений (XIII–XIV вв.)

«История феодальных государств домогольской Индии и, в частности, Делийского султаната не исследовалась специально в советской востоковедной науке. Настоящая работа не претендует на исследование всех аспектов истории Делийского султаната XIII–XIV вв. В ней лишь делается попытка систематизации и анализа данных доступных… источников, проливающих свет на некоторые общие вопросы экономической, социальной и политической истории султаната, в частности на развитие форм собственности, положения крестьянства…» — из предисловия к книге.


АУЕ: криминализация молодежи и моральная паника

В августе 2020 года Верховный суд РФ признал движение, известное в медиа под названием «АУЕ», экстремистской организацией. В последние годы с этой загадочной аббревиатурой, которая может быть расшифрована, например, как «арестантский уклад един» или «арестантское уголовное единство», были связаны различные информационные процессы — именно они стали предметом исследования антрополога Дмитрия Громова. В своей книге ученый ставит задачу показать механизмы, с помощью которых явление «АУЕ» стало таким заметным медийным событием.


Распалась связь времен? Взлет и падение темпорального режима Модерна

В своей новой книге известный немецкий историк, исследователь исторической памяти и мемориальной культуры Алейда Ассман ставит вопрос о распаде прошлого, настоящего и будущего и необходимости построения новой взаимосвязи между ними. Автор показывает, каким образом прошлое стало ключевым феноменом, характеризующим западное общество, и почему сегодня оказалось подорванным доверие к будущему. Собранные автором свидетельства из различных исторических эпох и областей культуры позволяют реконструировать время как сложный культурный феномен, требующий глубокого и всестороннего осмысления, выявить симптоматику кризиса модерна и спрогнозировать необходимые изменения в нашем отношении к будущему.


Внутренняя колонизация. Имперский опыт России

Новая книга известного филолога и историка, профессора Кембриджского университета Александра Эткинда рассказывает о том, как Российская Империя овладевала чужими территориями и осваивала собственные земли, колонизуя многие народы, включая и самих русских. Эткинд подробно говорит о границах применения западных понятий колониализма и ориентализма к русской культуре, о формировании языка самоколонизации у российских историков, о крепостном праве и крестьянской общине как колониальных институтах, о попытках литературы по-своему разрешить проблемы внутренней колонизации, поставленные российской историей.


Революция от первого лица. Дневники сталинской эпохи

Представленный в книге взгляд на «советского человека» позволяет увидеть за этой, казалось бы, пустой идеологической формулой множество конкретных дискурсивных практик и биографических стратегий, с помощью которых советские люди пытались наделить свою жизнь смыслом, соответствующим историческим императивам сталинской эпохи. Непосредственным предметом исследования является жанр дневника, позволивший превратить идеологические критерии времени в фактор психологического строительства собственной личности.