Вещная жизнь. Материальность позднего социализма - [81]

Поэтому неудивительно, что и в современном российском обществе у телевизора по-прежнему много ярых противников. Когда нынешний политический истеблишмент, выстроенный вокруг президента Владимира Путина, установил контроль над телеканалами, телевидение стало широко использоваться для государственной пропаганды и дискредитации политической оппозиции. Вот почему среди критически настроенной публики привычка смотреть телевизор с 2000‐х годов неизменно ассоциируется с отсутствием критического мышления. Эта логика отчетливо прослеживается в карикатуре, нарисованной в 2004 году российским графическим дизайнером Андреем Барковым и сразу же завоевавшей популярность в Рунете. На рисунке (ил. 6.1) три упитанные свиньи, стоя перед телевизором, снабженным камерой видеонаблюдения, поглощают помои, а в углу хлева стоит худосочный поросенок в летном шлеме, устремив полные слез глаза к плакату с изображением грациозного советского истребителя. Под рисунком подпись: «Когда-то мы умели летать. Мы просто забыли… Но мы вспомним… Обязательно вспомним…».

Ил. 6.1. Андрей Барков. «Когда-то мы умели летать». 2004 год. Воспроизводится с любезного разрешения Андрея Баркова.

Помимо явных аллюзий к романам Джорджа Оруэлла «1984» и «Скотный двор» (Animal Farm), карикатура иллюстрирует многие темы, затронутые мной в разговоре о советской материальности в этой книге. Персонажи на рисунке отождествляют себя с разными временными модусами, вступающими в социальный конфликт. Плакат с истребителем выполняет функцию носителя памяти о национальном прогрессе, основанном на техническом развитии. Телевизор, в свою очередь, олицетворяет безнравственный гедонизм, у его аудитории нет будущего. Еще один значимый параметр здесь – это тело: маленький поросенок изображен аскетом, отвергшим низменные удовольствия жизни перед телевизором, чтобы возвыситься до сложной задачи – возродить величие советского технического прогресса; три свиньи покрупнее, перекормленные, с маленькими бессмысленными глазками, олицетворяют телесную и духовную деградацию, которую советская и постсоветская интеллигенция нередко связывала с чрезмерным пристрастием к телевизору. Логотип канала MTV на экране придает карикатуре еще один – конспирологический – смысл, намекая, что в нравственном и физическом упадке российского общества виновато американское влияние. Советское технологическое наследие, наоборот, выступает как путь к спасению общества и культуры. В целом этот рисунок отражает логику социального конфликта в позднесоветской и постсоветской России. На одной стороне этого раскола в российском обществе находятся те, кто понимает историю страны как историю технического прогресса и покорения национального пространства. В первой главе я анализировал советский техноутопический дискурс, где жизнь идеального общества рисовалась организованной вокруг машин; именно такое видение культуры автор рассматриваемого рисунка считает национальной нормой, хотя его истоки имеют вполне определенное социальное происхождение, восходящее к фантазиям советской технической интеллигенции. С другой стороны оказываются те, кому неинтересна история как грандиозный техноутопический прогресс. Их завораживает телевизор, организующий их социальное время циклически, а не линейно, их влечет прежде всего телесное и визуальное наслаждение, а не аскеза, в советской и постсоветской культуре ассоциируемая с заботой об общем благе[552]. Тела и предметы выступают материальными воплощениями и носителями логики социального конфликта и борьбы.

Историческая роль телевизора в советском и постсоветском обществе состояла, в частности, в том, что он подорвал авторитет больших нарративов, реорганизовав личное время по цикличной, повторяющейся схеме, выстроенной вокруг телепередач. Вместе с тем, как показывают проведенные мной в России полевые исследования, по крайней мере в некоторых семьях просмотр телевизора превратился в перформативный акт, создающий воображаемую связь между зрителями и телом нации, особенно в периоды международных конфликтов, таких как война между Россией и Грузией в 2008 году или украинская революция 2014 года. Форма в данном случае не менее важна, чем содержание. Вспомним слова Андроникова: «Телезритель – соучастник, вернее, молчаливый участник происходящего». Одно из ключевых различий между носителями разных политических взглядов в современной России определяется тем, устанавливают ли они в своем домашнем пространстве связь с национальной сетью телевещания или с глобальной сетью Интернет, где существует множество альтернативных воображаемых сообществ.

Заключение. Советские вещи и социалистическая модерность

Научный интерес последних тридцати лет к изучению материальности обусловлен двумя факторами. Один из них – это эпистемологический потенциал исследований материальной природы общества и культуры. Во введении я уже останавливался на некоторых подходах к изучению материальных объектов и их социальной жизни с точки зрения эпистемологии. В то же время многие авторы, предложившие новый взгляд на роль материальных предметов в социальных изменениях, неоднократно подчеркивали, что их исследования и работы напрямую обращены к политической повестке. Часто именно политическая повестка становится движущей силой новых исследований материальности. Такие авторы, как Мишель де Серто, Билл Браун, Дэниел Миллер и Джейн Беннет, противопоставляя себя исследователям, подчеркивающим первичную роль языка и лингвистических знаков для гуманитарных и социальных наук, не оспаривают главных тезисов этих исследователей – что язык оказался в плену у властных отношений и смыслов или что любому тексту присуща своя политика и строится он – зачастую независимо от авторской воли – по законам ритуализованных, а значит, некритически воспроизводимых практик письма. Наоборот, эти тезисы служат перечисленным авторам отправной точкой, когда они утверждают, что материальность может сопротивляться гегемонии власти и обладает освобождающим политическим потенциалом