Вещная жизнь. Материальность позднего социализма - [49]
Было бы ошибкой проецировать подобные свидетельства на советскую сексуальную жизнь в целом или же вслед за Поповским делать наивные выводы о тоталитарном подавлении секса в СССР. Зато они ясно говорят, что подъезды многоквартирных домов обладали свойствами, диаметрально противоположными смыслам, которые вкладывали в них советские проектировщики. В других культурных и исторических контекстах маргинальные группы находили аналогичное применение проходным пространствам и местам общественного досуга. В книге о жизни геев в Нью-Йорке до Второй мировой войны Джордж Чонси анализирует роль публичных пространств большого города в формировании гомосексуальной культуры в США, а Джеймс Грин показывает, как парки, рыночные площади и пляжи становились местами, где формировались мужские гомосексуальные связи в крупных бразильских городах[311]. Параллели между разными типами городской модерности бросаются в глаза: советские подъезды, подобно улицам Нью-Йорка и паркам Рио-де-Жанейро, не просто служили каналами, по которым люди перемещались между домом, работой и местами отдыха и развлечения, а сами по себе привлекали людей, вступавших здесь в разнообразные отношения.
Подъезды не только давали пристанище молодым людям, исследующим свою сексуальность, но и выступали неофициальными центрами массового сексуального просвещения. Игорь Кон, написавший культурную историю секса в СССР, останавливается на неудачных попытках советских сторонников полового воспитания узаконить его как массовую практику[312]. В 1979 году сексологи Дмитрий Исаев и Виктор Каган указывали, что отсутствие такого воспитания влечет подростков в подъезды, и цитировали слова одного из респондентов: «Только в подъезде мы можем обсудить важные вопросы пола»[313]. Подъезды, где собиралась советская молодежь, обеспечивали распространение знаний о половой жизни, здесь молодые люди усваивали роли и модели сексуального поведения, прибегали к возбуждающим средствам – алкоголю и наркотикам – и находили сексуальных партнеров. Исаев и Каган фактически описали способность советского подъезда формировать вертикальную структуру сообществ городской молодежи, где обмен знаниями – и сексуальными партнерами – происходил за счет общения подростков разного возраста и социального происхождения. В глазах советских сторонников полового воспитания подъезды, несомненно, обладали опасным потенциалом, так как противоречили господствующей модели моногамного сексуального поведения в зарегистрированном браке и регламентированной обстановке супружеского ложа[314]. Но именно поэтому подъезды и схожие пространства общего пользования давали советским людям возможность вступать в сексуальные отношения, не совпадающие с предписанной нормой.
В одном из эпизодов неоконченного «Романа о девочках» (1977) Владимир Высоцкий описывает подвальный тир, где в дневное время милиционеры и досаафовцы тренировались стрелять из положения лежа. Чтобы им было удобно, на пол постелили спортивные маты, поэтому ночью тир превращался в зал, где «гулящие женщины» занимались групповым сексом с «молодыми, пьяноватыми ребятами, дрожащими от возбуждения и соглядатайства». Именно там главный герой романа получает первый сексуальный опыт; впоследствии он узнает, что не все девушки приходили в подвал по своей воле: «Потом были другие разы, были и другие, совсем девчонки. Их заволакивали в тир насильно, они отдавались из‐за боязни и потом плакали, и Кольке было их жалко»[315].
В работе о разных моделях сексуального поведения советской и постсоветской эпохи Анна Роткирх приводит несколько аналогичных историй. Один из разделов, озаглавленный «В подвале», посвящен воспоминаниям мужчины, родившегося в 1960 году в рабочей семье на окраине Ленинграда. Он описывает свой первый сексуальный опыт, во многом перекликающийся с тем, что пережил главный герой романа Высоцкого: «Мне было около 15 лет. ‹…› Дружил с одноклассником, но также и с ребятами старше себя года на 3–5. Первая близкая встреча с женщиной произошла в подвале. Мой старший брат привел какую-то девчонку. Вместе с его друзьями напились и потом все ее трахали. Наверное, десятая очередь дошла до меня. Я очень сильно волновался, переживал все, стоя в очереди. Старшие друзья меня успокаивали, подбадривали. Тебе, говорят, и делать ничего не надо будет. Штаны сними и все»[316]. Тот же респондент упоминает случай, когда занимался сексом с девушкой на стройке – еще одном месте, типичном для позднесоветского городского ландшафта. Поняв, что он стал у этой девушки первым мужчиной, он защитил ее от своих друзей, уже выстроившихся в очередь рядом с их убежищем в предвкушении случайного секса, который бы, без сомнения, вылился в групповое изнасилование. Позднее, по словам рассказчика, эту девушку все же поглотила женоненавистническая культура советских переходных пространств – она «пошла по рукам»
