Вещная жизнь. Материальность позднего социализма - [48]
Но эта картина, к величайшему сожалению поборников воспитательной составляющей советского жилищного проекта, была в значительной мере идеализирована. ЖЭКи, где наблюдался дефицит сотрудников и средств, а работа зачастую была организована плохо, едва справлялись с огромной задачей поддерживать в нормальном состоянии жилые дома и общественная места в своих микрорайонах. Поэтому советская власть призывала жильцов активно и добровольно поддерживать порядок в общественных пространствах. Участие в такого рода инициативах было официально закреплено в форме домовых комитетов (домкомов), учрежденных в 1959 году[298]. В 1968 году Совмин РСФСР и Всесоюзный центральный совет профессиональных союзов (ВЦСПС) приняли постановление, поощрявшее жильцов многоквартирных домов формировать такие комитеты и обязывавшее ЖЭКи тесно с ними сотрудничать. В постановлении подчеркивалось, что совместная работа должна быть направлена на «содержание квартир, домов, лестничных клеток, лифтов, оборудования, придомовых участков»[299]. Советские СМИ активно продвигали идею сотрудничества ЖЭКов с домкомами как необходимое условие «культурного» коммунального быта в многоквартирных домах. В Карелии это сотрудничество стало одним из излюбленных сюжетов местных телеканала и радиостанции[300]. Ленинградские комсомольские организации призывали своих членов к активному участию в нем[301]. По всему Союзу СМИ рассказывали о чудесном преображении микрорайонов в зеленые благополучные оазисы усилиями самих жильцов под заботливым руководством ЖЭКов[302].
Несмотря на принятые меры, когда по всему СССР образовались новые микрорайоны, власти и сознательные граждане, усвоившие официальную логику рационально организованной городской среды, с тревогой обнаружили, что они не являются гегемоном советского городского пространства, а вынуждены бороться за эту роль. Вопреки замыслам проектировщиков, отводивших подъездам, дворам и улицам чисто утилитарную функцию проходных пространств, соединяющих частные квартиры с общественными местами культурного досуга, у этих пространств вскоре появились свои обитатели, проводившие бóльшую часть свободного времени именно там, а не в государственных культурных учреждениях или дома. Поэтому в последние десятилетия существования Советского Союза сложилась любопытная форма взаимодействия между подъездами и другими зонами общего пользования, с одной стороны, и определенными группами городского населения – с другой. Их симбиоз бросал вызов моральным нормам, которые транслировало государство, и вызывал сильное беспокойство у более образованных и дисциплинированных слоев советского общества, так как грозил поглотить советскую молодежь – будущие поколения.
Секс в подъезде
В одном советском анекдоте парижанка жалуется, что пригласила советского мужчину на романтическую прогулку, а он попытался заняться с ней любовью на лестнице по дороге к ее квартире[303]. В другом анекдоте русский объясняет, почему подъезд – лучшее место для случайного секса: ступеньки сглаживают разницу в росте между любовниками, а неспособность нормально завершить половой акт легко замаскировать, притворившись, что слышишь шаги соседа[304]. Наконец, в еще одном анекдоте, уже постсоветской эпохи, профессор мехмата натыкается в подъезде своего дома на студента, занимающегося сексом с его дочерью. Студент сглаживает неловкость ситуации, предложив профессору математическую задачу, основанную на анатомических различиях между мужчиной и женщиной[305].
Архивные документы, исследования сексуальной и повседневной жизни в СССР, а также художественной литературы советской и постсоветской эпохи показывают, что в анекдотах отражено реальное явление: в условиях, когда в собственном доме у человека не было личного пространства (подростки жили с родителями в тесных квартирах), администрация гостиниц часто не сдавала номера на двоих без свидетельства о браке, а заниматься любовью на улице бóльшую часть года было затруднительно из‐за сурового климата, зоны общего пользования нередко становились ареной интимных отношений. Например, в Петрозаводске в начале 1970‐х годов жильцы Первомайского района регулярно обращались в милицию с просьбой очистить их дома от парочек, занимающихся сексом в подъездах и ближайших гаражах, потому что местные дети часто «становятся невольными свидетелями распущенного поведения пьяных мужчин и женщин»[306]. Стивен Харрис в книге о жилищном строительстве в постсталинскую эпоху упоминает по крайней мере один аналогичный случай[307]. Авторы работ о сексе в СССР, в частности Адриан Гайгес и Татьяна Суворова, Анна Роткирх, Игорь Кон, отмечают, что подъезды и другие схожие городские пространства: подвалы, гаражи, парки – часто служили прибежищем для молодежи, вступавшей в добрачные сексуальные отношения, или для взрослых людей, практиковавших такие отношения вне брака[308]. Марк Поповский, советский иммигрант, в 1985 году издавший книгу о сексе в СССР, назвал подъезды главным местом свиданий советских людей, не состоявших в зарегистрированном браке. Подчеркивая значимость этих пространств, Поповский привел слова одного из своих респондентов: «Мы [советские люди] рождаемся в парадном, любим в парадном и умираем в парадном»
В начале 1930-х гг. примерно шесть с половиной тысяч финнов переехали из США и Канады в Советскую Карелию. Республика, где в это время шло активное экономическое и национальное строительство, испытывала острую нехватку рабочей силы, и квалифицированные рабочие и специалисты из Северной Америки оказались чрезвычайно востребованы в различных отраслях промышленности, строительстве, сельском хозяйстве и культуре. Желая помочь делу строительства социализма, иммигранты везли с собой не только знания и навыки, но еще и машины, инструменты, валюту; их вклад в модернизацию экономики и культуры Советской Карелии трудно переоценить.
Что же означает понятие женщина-фараон? Каким образом стал возможен подобный феномен? В результате каких событий женщина могла занять египетский престол в качестве владыки верхнего и Нижнего Египта, а значит, обладать безграничной властью? Нужно ли рассматривать подобное явление как нечто совершенно эксклюзивное и воспринимать его как каприз, случайность хода истории или это проявление законного права женщин, реализованное лишь немногими из них? В книге затронут не только кульминационный момент прихода женщины к власти, но и то, благодаря чему стало возможным подобное изменение в ее судьбе, как долго этим женщинам удавалось удержаться на престоле, что думали об этом сами египтяне, и не являлось ли наличие женщины-фараона противоречием давним законам и традициям.
От издателя Очевидным достоинством этой книги является высокая степень достоверности анализа ряда важнейших событий двух войн - Первой мировой и Великой Отечественной, основанного на данных историко-архивных документов. На примере 227-го пехотного Епифанского полка (1914-1917 гг.) приводятся подлинные документы о порядке прохождения службы в царской армии, дисциплинарной практике, оформлении очередных званий, наград, ранений и пр. Учитывая, что история Великой Отечественной войны, к сожаления, до сих пор в значительной степени малодостоверна, автор, отбросив идеологические подгонки, искажения и мифы партаппарата советского периода, сумел объективно, на основе архивных документов, проанализировать такие заметные события Великой Отечественной войны, как: Нарофоминский прорыв немцев, гибель командарма-33 М.Г.Ефремова, Ржевско-Вяземские операции (в том числе "Марс"), Курская битва и Прохоровское сражение, ошибки при штурме Зееловских высот и проведении всей Берлинской операции, причины неоправданно огромных безвозвратных потерь армии.
“Последнему поколению иностранных журналистов в СССР повезло больше предшественников, — пишет Дэвид Ремник в книге “Могила Ленина” (1993 г.). — Мы стали свидетелями триумфальных событий в веке, полном трагедий. Более того, мы могли описывать эти события, говорить с их участниками, знаменитыми и рядовыми, почти не боясь ненароком испортить кому-то жизнь”. Так Ремник вспоминает о времени, проведенном в Советском Союзе и России в 1988–1991 гг. в качестве московского корреспондента The Washington Post. В книге, посвященной краху огромной империи и насыщенной разнообразными документальными свидетельствами, он прежде всего всматривается в людей и создает живые портреты участников переломных событий — консерваторов, защитников режима и борцов с ним, диссидентов, либералов, демократических активистов.
Книга посвящена деятельности императора Николая II в канун и в ходе событий Февральской революции 1917 г. На конкретных примерах дан анализ состояния политической системы Российской империи и русской армии перед Февралем, показан процесс созревания предпосылок переворота, прослеживается реакция царя на захват власти оппозиционными и революционными силами, подробно рассмотрены обстоятельства отречения Николая II от престола и крушения монархической государственности в России.Книга предназначена для специалистов и всех интересующихся политической историей России.
В книгу выдающегося русского ученого с мировым именем, врача, общественного деятеля, публициста, писателя, участника русско-японской, Великой (Первой мировой) войн, члена Особой комиссии при Главнокомандующем Вооруженными силами Юга России по расследованию злодеяний большевиков Н. В. Краинского (1869-1951) вошли его воспоминания, основанные на дневниковых записях. Лишь однажды изданная в Белграде (без указания года), книга уже давно стала библиографической редкостью.Это одно из самых правдивых и объективных описаний трагического отрывка истории России (1917-1920).Кроме того, в «Приложение» вошли статьи, которые имеют и остросовременное звучание.
Эта книга — увлекательная смесь философии, истории, биографии и детективного расследования. Речь в ней идет о самых разных вещах — это и ассимиляция евреев в Вене эпохи fin-de-siecle, и аберрации памяти под воздействием стресса, и живописное изображение Кембриджа, и яркие портреты эксцентричных преподавателей философии, в том числе Бертрана Рассела, игравшего среди них роль третейского судьи. Но в центре книги — судьбы двух философов-титанов, Людвига Витгенштейна и Карла Поппера, надменных, раздражительных и всегда готовых ринуться в бой.Дэвид Эдмондс и Джон Айдиноу — известные журналисты ВВС.
Новая книга известного филолога и историка, профессора Кембриджского университета Александра Эткинда рассказывает о том, как Российская Империя овладевала чужими территориями и осваивала собственные земли, колонизуя многие народы, включая и самих русских. Эткинд подробно говорит о границах применения западных понятий колониализма и ориентализма к русской культуре, о формировании языка самоколонизации у российских историков, о крепостном праве и крестьянской общине как колониальных институтах, о попытках литературы по-своему разрешить проблемы внутренней колонизации, поставленные российской историей.
Это книга о горе по жертвам советских репрессий, о культурных механизмах памяти и скорби. Работа горя воспроизводит прошлое в воображении, текстах и ритуалах; она возвращает мертвых к жизни, но это не совсем жизнь. Культурная память после социальной катастрофы — сложная среда, в которой сосуществуют жертвы, палачи и свидетели преступлений. Среди них живут и совсем странные существа — вампиры, зомби, призраки. От «Дела историков» до шедевров советского кино, от памятников жертвам ГУЛАГа до постсоветского «магического историзма», новая книга Александра Эткинда рисует причудливую панораму посткатастрофической культуры.
Представленный в книге взгляд на «советского человека» позволяет увидеть за этой, казалось бы, пустой идеологической формулой множество конкретных дискурсивных практик и биографических стратегий, с помощью которых советские люди пытались наделить свою жизнь смыслом, соответствующим историческим императивам сталинской эпохи. Непосредственным предметом исследования является жанр дневника, позволивший превратить идеологические критерии времени в фактор психологического строительства собственной личности.