Великие заговоры - [68]

Нельзя точно сказать, что именно думал царь в отношении религии. Он всегда прилагал максимум усилий к тому, чтобы она как можно полнее соответствовала задачам его царствования. По этой причине упразднил он должность патриарха, делавшую слишком могущественным и фактически даже равным царю всякого, кто ею обладал. А одного первосвященника он даже казнил, хотя тот и заслуживал смерти, как обычного преступника. Известно, что Петр Великий без малейших колебаний и сомнений позволил своим подданным свободно отправлять любой культ и придерживаться любого вероисповедания по причине выгоды, которую приносила в его страну свобода торговли с самыми разными странами. Сам же он до конца своих дней придерживался обычая и учения восточной церкви и делал это с такой точностью и постоянством, что, когда не мог поститься во время тех или иных военных походов, всегда за себя и своих солдат испрашивал специального отпущения грехов у патриарха константинопольского. В конечном счете он был глубоко убежден в верности великой мысли Аристотеля:

«Что государю прежде всего надлежит быть религиозным и богобоязненным, ибо и народы не так страшатся угнетения с его стороны, когда твердо убеждены, что и Государь их боится и почитает Бога». «Princeps debet esse potissimum Dei cultor: nam minus timent homines a principe, si Dei cultorem ilium putent».

Манифест [96] Его Царского Величества в переводе с русского оригинала с приложением клятвы царевича Алексея, его сына, и текста присяги их подданных

Мы, Петр I, милостью Божией царь и император всея Руси, и прочее, и прочее… доводим до сведения всех наших подданных, как церковного, так и военного и гражданского звания, какой-бы части нашего государства они ни принадлежали, что с самого рождения первенца нашего Алексея прилагали Мы все старания, поручив его заботам наставников, обучающих русскому языку и языкам иноземным, наукам всем необходимым, как-то: военным и политическим, истории, литературе, вере нашей христианской и православной греческого толка, дабы мог сей царевич достоин быть власти над столь обширной империей и трона нашего русского великого.

Со всем тем увидели Мы с горечью, что все наше внимание и забота, его образованию посвященные, оказались совсем бесплодны, поскольку сын наш всегда лишен был сыновьего послушания и понимания, прилежания ко всему достойному и полезному наследнику великого трона. Пренебрегал он наставлениями учителей, общаясь своею волей лишь с людьми пустыми и легкомысленными, от которых научиться можно лишь самому дурному, а никак не полезному и в жизни пригодному.

Вместе с тем не прекращали Мы попыток вернуть его в должное состояние и повиновение, действуя то лаской, то укором и угрозой, взяли его даже в роту наших гвардейцев, чтобы, участвуя в походах, учился он военному делу, как и другим наукам, для защиты Отечества необходимым, всегда удаляли от всяких опасностей и хранили, как зеницу ока, принимая в соображение его наследование империей, хотя сами себя оным опасностям всегда подвергали.

Когда наследник наш вырос, в другое время оставляли Мы его в Москве нашим заместителем, дабы учился искусству власти на будущее.

Посылали его в другие страны с убеждением, что, увидев хорошо устроенные державы, сможет и сам желать подражать им в лучших примерах и образцах управления.

Однако все наши старания остались бесплодны, а семена знаний и учености канули для сына нашего в мертвую землю.

Он не только не следовал добру, но всей душой возненавидел его, не выказывая ни малейшей склонности к делам военным и политическим. Общался единственно с лицами ничтожными и беспутными, нрава низкого и отталкивающего.

Так как Мы хотели всеми средствами вырвать его из среды распутства и вдохнуть склонность к общению с людьми почтенными и добродетельными, то убедили царевича сделать выбор супруги среди принцесс главных домов Европы по обычаю наших предков и предшественников — царей русских, которые часто родственными узами соединялись с другими царствующими домами, и нам завещали это право.

Он же изъявил желание взять в жены принцессу из германского княжества Вольфенбутель, родственницу ныне царствующего Его величества императора «Священной Римской империи» и двоюродную сестру короля Англии и просил Нас устроить этот брак, на что ему дано было наше высочайшее соизволение. Так Мы и стали действовать, не считаясь с расходами и не жалея денег, каких такое бракосочетание требовало. По совершении помолвки были Мы обольщены надеждой на сына нашего полным окончательным отвращением от дурных его привычек и обычаев, но испытали на деле противное тому, на что так уповали.

Несмотря на то, что супруга его, насколько могли Мы усмотреть, была принцессой рассудительной, умной, достойного нрава и поведения, хотя он сам и выбрал ее себе в жены, в дальнейшем жил с ней в крайнем разладе и несогласии, еще пуще прежнего пристрастившись к людям распутным и презренным, причиняя тем самым злейший урон и стыд дому нашему пред лицом глав и правителей иностранных, с коими эта принцесса была родством связана, чем навлек на нашу главу злейшие упреки, жалобы и поношения.