Ваше Величество Госпожа Рабыня - [53]

Подобные софизмы в какой-то степени утешали, в их свете убийство музыканта принимало видимость наказания — увы, ненадолго. Проходил час, в лучшем случае два — и всё начиналось по новой: правая, потянувшаяся к пистолету рука начинала видится отнюдь не карающей десницей, а своевольной пятипалой преступницей. Заслуживающей, соответственно, быть отлучённой от тела посредством топора. Однако проблема состояла в том, что эта преступная рука была, как ни крути, своей. И отсекать её что-то не хотелось. Конечно, строгому моралисту легко требовать отсечения негодного члена, когда ужас узаконенного убийства приходится переживать не ему — "добропорядочному" гражданину — а сочтённому вредным "члену". А вот когда требуется оттяпать не голову и даже не руку, а хотя бы палец — но свой! — всегда найдутся причины, чтобы удержатся от крайних мер.

И он находил их, и вина Сазонова становилась всё несомненней… вот только постоянное насилование ума и воли давалось ему всё трудней…

— 10 —

Вид крохотного входного отверстия прямо-таки заворожил майора — опять мелкокалиберное оружие! Да что он, этот любитель змеиных укусов сзади, издевается, чёрт побери, над следствием?! Ни в грош не ставит всю их контору?! И хотя уверенности, что убийца воспользовался тем самым "Браунингом", из которого застрелили Бутова, быть не могло — Брызгалов не сомневался: тем самым!

— Нет, Юрий Викторович, каков наглец! Словно оставляет визитную карточку: опять, дескать, я — ау! — ищите. Не боится быть обвинённым в двойном убийстве!

— А это, Геннадий Ильич, как посмотреть, — после некоторого раздумья заговорил Анисимов. — Если он знал, что пистолет понадобится ему ещё, то… хранить использованное оружие или пытаться обзавестись новым?.. последнее, полагаю, опаснее — ну, в смысле разоблачения. Разумеется, если убийца не из криминальных кругов… Однако, Геннадий Ильич, думаю, лучше дождаться Гаврикова. Чтобы, сличив пули, знать уже без сомнений… Во сколько он обещал приехать?

Брызгалов посмотрел на часы: — Минут где-нибудь через сорок. Когда я ему позвонил в Дубки, то Андрей Степанович сказал, что с Лисовским всё чисто: действительно обширный инфаркт — словом, полностью согласился с местным кардиологом. И хоть, конечно, кровь, мочу и прочее, что полагается, взял для анализа в нашей лаборатории, но вероятность злого умысла считает ничтожной. А посему, не задерживаясь, выезжает в город. С заездом в лабораторию — это примерно час… А речники, Юрий Викторович? Катер они когда пришлют?

— Сказали, как понадобится — в течение десяти минут. Если, конечно, срочно куда не вызовут. Вообще-то, думаю, они сейчас базируются в "Поплавке" — заправляются, так сказать, пивком. Позвонить?

— Да нет, погоди. Сначала дождёмся сторожа. Да и Гаврикова — тоже надо дождаться. А пока, Юрий Викторович — по кружечке? Угощаю. Потому как, — по ситуации требовалась какая-нибудь непритязательная шутка, и Брызгалов быстро нашёлся, — народная многовековая мудрость гласит: "не дай себе засохнуть".

Ближайший пивной ларёк находился на набережной — в двух, трёх минутах ходьбы от ворот клиники. День был прохладным, скопления местной нетрезвой публики не наблюдалось, пиво, продавщица не обманула, действительно оказалось свежим. Нескольким крупными глотками уполовнив кружку, Геннадий Ильич вернулся к предположению, высказанному Анисимовым:

— Так, по-твоему, Юрий Викторович, убийца — не профессионал? И не связан с криминальными кругами? Однако хладнокровен, расчётлив, дерзок? Что ж… похоже на правду… да, гипотеза Андрея Степановича о спонтанном выстреле горит, что называется, синим пламенем. Хотя — убедительно. Если бы ты видел труп Бутова, там… на лесной полянке… Правда, я уже на следующий день стал сомневаться: всё-таки не та ситуация — чтобы спонтанно… Да-а, дельце… Сегодня уже пятый день — и ни одной стоящей зацепки… Разве что — убийство Сазонова… Если, конечно, из одного оружия… Как по-твоему, Юрий Викторович — нам в этом случае будет легче?

— Будто сам, Геннадий Ильич, не знаешь…

Анисимов отхлебнул из кружки, поставил её на прямоугольные перила железной ограды и, выдержав паузу, заговорил неожиданно сухим "официальным" голосом:

— Давай, Геннадий Ильич, определимся. Чтобы впредь — без обид. Меня, как ты знаешь, в помощники к тебе на это расследование определили только по настоятельной просьбе Зубова. Однако моих дел, — слово "моих" Анисимов произнёс с заметным нажимом, — никто с меня при этом не снял. И вооружённое ограбление обменного пункта никто за меня раскрывать не будет. Так вот, в том, чтобы убийцу Бутова побыстрее схватить за шкирку, я, можешь не сомневаться, заинтересован ничуть не меньше тебя. Поэтому факты, проверяемые версии, обоснованные гипотезы — в этом можешь на меня полагаться полностью. А вот от своих домыслов и фантазий, Геннадий Ильич, уволь. Методы у нас — оба ведь давно убедились! — совершенно разные.

С первого дня их совместной работы ожидаемый Брызгаловым "бунт на корабле" наконец-то произошёл. По ничтожному, казалось бы, поводу — он всего лишь позволил себе нечто само собой разумеющееся предложить Анисимову в форме вопроса, точнее даже, размышления вслух — но суть не в этом. В любом случае бунт был неизбежен — и он случился. И что любопытно: по сценарию, ехидно предсказанному полковником — у пивного ларька.