— Понял, Юрий Викторович, — голосом хоть и не столь официальным как у Анисимова, но тоже достаточно суховатым, допив пиво, ответил Брызгалов. — Будем считать, что определились. Конечно, разные взгляды — разные методы… А если бы они у нас были одинаковыми — то какого чёрта нам бы с тобой работать вместе? Ладно, Юрий Викторович — без обид. Сформулирую по-другому…
Но по-другому Геннадий Ильич не успел: из скверика, отделяющего набережную с пивным ларьком от улицы Литке, появился Костенко. В паре с низеньким, очень немолодым, загоревшим до черноты субъектом — в расстёгнутом пиджачке и полотняной "бейсбольной" кепочке.
— Ага, пока Костенко по нашим грёбаным "фазендам" месит грязь, начальство поправляется пивком! Вот, Коля, учись!
Издалека, шагов ещё за пятнадцать до Брызгалова с Анисимовым вместо приветствия возопил старший лейтенант. Обратившись сразу и к обоим следователям, и к своему спутнику. И продолжил — по мере приближения утишая голос:
— Сторож в морге мне вас голубчиков сдал с потрохами: на полчасика, говорит, пошли проветриться на набережную. Будто я не знаю это "проветриться"! Вот, познакомьтесь, Николай Курников, — подойдя вплотную, представил Костенко спутника. И сразу же, явно напрашиваясь на угощение, обратился к Брызгалову: — Как, Геннадий Ильич, пиво свежее? А то, будь они неладны эти сучьи "плантации", в горле совсем пересохло.
Майор достал из "загашника" — привычка что-то иметь в "загашнике" сохранилась у Брызгалова ещё со времён неудачной семейной жизни — пятидесятирублёвую купюру и протянул старлею: — Вот, Виктор Иванович, возьми четыре кружки.
— Мне хватит, — отказался Анисимов. — Спасибо, Геннадий Ильич, но я лучше пойду. В морг. А то, если приедет Гавриков и никого из нас не застанет — жутко обидится. Как некоторые, — уже перешагивая через низенькую ограду, слегка "укусил" Анисимов, — он не станет разыскивать по пивным ларькам.
— Тю-ю, Геннадий Ильич, он что, белены объелся? — выждав пока следователь скроется за кустами акации, прокомментировал Костенко.
— А он, Виктор Иванович, между прочим, прав. Пока мы здесь прохлаждаемся — дело стоит.
Эти слова Брызгалов произнёс с лёгкой иронией, как бы давая понять старлею: прав-то Анисимов прав, но и работа тоже — в лес не убежит. Затем обратился к сторожу:
— Николай… как вас, простите, по отчеству?
— Борисович, но… зачем это? Отчество-то?
— Так полагается, Николай Борисович. Вы же — свидетель… Место, где обнаружили тело, можете указать совершенно точно?
— А чего там делов-то. Могу, конечно… Его на мысу, на конце, в аккурат у старой ракиты вынесло. За "Поплавком" сто метров. Это значит — из бухты. Тех, которые с пляжа, тех Она если отдаёт, то до "Поплавка".
— Кто отдаёт? Не понял.
— Ну, это… Она… Речка. А тех, которые из бухты — тоже не всех. Только — если без груза. А которые с грузом — опять же, до "Поплавка".
Это наблюдение Курникова очень заинтересовало Геннадия Ильича.
— Погодите-ка, Николай Борисович, вы это знаете лично? Из своего опыта или — по слухам? Часто, знаете ли, бывает: что-то раза два или три случилось, а вокруг сразу слухи, легенды?
— Ну да — легенды! Ни х… не легенды! Я в сторожах-то с девяносто третьего, пока этот сучий потрох не прихватил, радикулит, а прежде почти пятнадцать годов был в спасателях. На нашем пляжУ. Всякого насмотрелся. У нас ведь каждое лето когда шестьдесят когда восемьдесят а когда и до ста утопленников. Тыщами ведь в жару купаются. Пляж-то почти три килОметра, а глянешь с вышки — яблоку негде упасть. Ну, вот и тонут. Особенно, если под этим делом. — Курников выразительно щёлкнул себя по горлу.
Разговорчивость Николая Борисовича мешала, суть дела терялась в массе ненужных подробностей и лирических отступлений, однако по долгому опыту Брызгалов прекрасно знал: людей, подобных Курникову, ни подгонять, ни перебивать нельзя — съёжатся, ощетинятся, замкнутся в раковину. Вдесятеро потом придётся потратить времени, да и то: кое-что из известного им наверняка останется при себе. Поэтому, махнув рукой на Гаврикова — чёрт с ним, пообижается да перестанет! — и стараясь не пропустить ни одной важной мелочи, майор предельно внимательно слушал излияния сторожа. Оказалось — не зря. Подробно расписав каких, куда и откуда река выносит утопленников, Курников вернулся к Сазонову:
— Этого-то, вчерашнего, с той с городской стороны бухты. Но точно — до дебаркадера. Если бы выше — попал бы в стрежень. И поминай, как звали. В разлив бы уволокло течением.
(Брызгалов не сразу понял, что разливом Николай Борисович называет водохранилище при построенной в пятидесятые годы плотине электростанции.)
— Всех, которые утопли выше дебаркадера, в разлив затягивает. Да и пониже — тоже бывает. Если — который толстый. Этот-то ваш худой — вот его и прибило к мысу. Но даже и он — тоже ведь зацепился за самый кончик. Я так рассуждаю: от дебаркадера близко — пятьдесят метров, не дальше. Если бы ниже — его бы как раз к самому "Поплавку".
— Николай Борисович! Вы в этом уверены? Что не дальше пятидесяти метров от дебаркадера?
"Бесценная Информация! Да если сторож не ошибается — ему можно не бутылку, ящик поставить "кристалловской" водки!", - параллельно заданному вопросу взорвалось в голове у Брызгалова.
