В стране у Карибского моря - [51]

Сделать человека счастливым может также, как Вам известно, успешное преодоление какой-нибудь трудности. Такие моменты принадлежат к числу самых светлых в моем путешествии.

Нам предстояло пересечь Рио-Сеале. Накануне день и ночь шли дожди, к высоким хребтам Сьерры-дель-Сеале, к высотам вокруг Асакуальпы, Вилья-Санта и Асабаче все еще липнут густые облака. Пастух, который гонит куда-то стадо, ничего не может сказать нам о реке, он через нее не переправлялся. По лощине, поросшей густым лесом, спускаемся к реке, то и дело срезая излучины ручья. Он сердито ворчит где-то внизу.

И вот мы стоим на берегу Сеале, бурно текущего бурого потока. Он не очень широк, каких-нибудь 25–30 метров. Но течение! Мутная вода не дает составить ни малейшего представления о глубине реки. Мы вырубаем колья, чтобы, упираясь ими в дно, бороться с течением. Раздевшись донага, мы то здесь, то там пытаемся нащупать брод, но все безрезультатно. Альбино не проявляет большого энтузиазма, однако и ему хочется к ночи добраться до человеческого жилья. Я замечаю, что он решил положиться на меня: я «патрон», значит, я и должен обо всем позаботиться. Заставить мула войти в воду не может никакая сила. Не помогают ни «Vaya, macho», ни «busca!» Он не надеется на свои силы. А где уж нам, немощным двуногим! Альбино опускает руки. Он садится на крутой берег и наблюдает за моими попытками.

По должны же мы перебраться, черт возьми! Здесь далеко вокруг нет никакого жилья, у нас все промокло, мы сами окоченели от сырости и живот подвело от голода, хотя это уже входит в привычку. Однако я отдаю себе отчет в опасностях такой переправы и не собираюсь зря рисковать жизнью. Безрассудной лихостью тут ничего не достигнешь. Снова и снова прощупываю дно. Река не особенно глубока, вода достает лишь до груди, но течение настолько сильно, что рвет из рук даже тонкий шест, не дает ему упереться в грунт. Не хватает силы его удержать.

Но вот у меня под ногами какая-то небольшая мель. Она тянется параллельно берегу, немного вверх по течению. Надо точно засечь это место по прибрежным кустам. Осторожно… Потихоньку… Теперь чуть вправо, поперек реки… Еще чуток… Ну теперь действуй шестом! Отлично, кол достал дна! Это уже много значит. Хорошенько упереться, тогда течение не страшно. Теперь повернемся спиной к течению и переставим кол еще немного дальше… Еще один шаг, еще один… Вот, кажется, середина! Эх, теперь только бы не усилился напор, иначе будет худо. Пусть хоть остается таким, это еще куда ни шло… Ага, слабеет даже! И дно уже повышается. Теперь можно продвигаться быстрее. Остается десять, восемь, шесть шагов… Готово дело, перебрался! Славу богу, переправа найдена!

Я выламываю голыми руками две большие ветки — эх, надо было взять с собой нож в зубы! Втыкаю эти ветки в землю на том месте, где вышел на берег, чтобы они служили ориентиром. Альбино уже смекнул что к чему и развьючивает мула — с грузом он тут не пройдет. За четыре захода мне удается перетащить на плечах весь груз через реку. Альбино не годится для этой работы, он слишком слаб, добрый старик. С каждым разом переход дается все легче, я чувствую себя все увереннее, хотя и об осторожности нельзя забывать ни на минуту. В последний заход мой бравый оруженосец садится верхом на испуганно храпящего мула и шаг за шагом направляет его по моим следам.

Два часа ушло на эту переправу. Зато на другом берегу, совсем неподалеку, за широкой луговиной нас ждет просторный дом. На колышках распялена для (ушки шкура ягуара, на шесте вялится мясо коровы, которую он задрал. Владелец дома, дон Эктор Годой, настал разбойника в разгар пиршества и уложил его на месте — как говорится, одним выстрелом двух зайцев. Он охотно уступает мне увесистый кусок говядины, причем за довольно умеренную цену. В нем говорит респето, как он сам признается, — уважение к нам за то, что мы переправились через полноводную Сеале…

Я все пишу и пишу… Вам еще не надоело, дорогой друг? Запаситесь терпением еще на один последний маленький эпизод, я хочу еще немножко ослабить впечатление от всех описанных выше неприятных вещей. Дело было вчера вечером в Асакуальпе, довольно крупном селе по ту сторону отчаянно крутого перевала, который мы преодолели сегодня, пробираясь по чертовым в полном смысле слова ущельям. Мы устроились там в просторном доме, в котором было отведено помещение для школы, хотя оно еще и не было оборудовано. Однако «profesora» уже была на месте и проводила уроки — пока что под навесом. Это была молодая, самоуверенная столичная девица в американских парусиновых брюках, засученных до колен, крепкого сложения и развязных манер. Под этим навесом я и устроился на ночлег, потому что в доме было слишком много народу и еще потому, что чувствовал себя безопаснее, когда от «професóры» меня отделяла стена.

И вот я лежу в сиянии звезд и луны. После непродолжительной вечерней грозы воцарилась ясная ночь. Воздух тропически теплый, ибо окруженная горами равнина, где расположено селение, лежит на высоте лишь немногим более 400 метров над уровнем моря. В доме плачет ребенок. Голодные собаки непрестанно шмыгают вокруг, поросята под боком у мамаши повизгивают во сне. Старая свинья с неожиданной ловкостью перелезла через изгородь во двор, шлепнулась брюхом на землю и побежала обнюхивать террасу. Хотя собаки, поросята и куры уже давно подобрали там все мало-мальски съедобное, она все же находила что-то для себя и непрерывно чавкала. На мои предусмотрительно запертые ящики и мою койку она прореагировали недовольным хрюканьем и энергичными толчками. Мне хотелось спать, но заснуть не удавалось.