В стране у Карибского моря - [52]

И вдруг зазвучала музыка. Двое парней откуда-то по соседству, по-видимому влюбленные в ослепительную красотку учительницу, пришли с гитарами, чтобы пропеть ей серенаду. Никакое наше радио, никакая пластинка, никакой оркестр не смогли бы воссоздать прелесть этого ночного дуэта. Это было так естественно, так неподдельно, так стихийно, словно бил родник. Это не было похоже на модные песенки, далеко нет. Это были чудесные центральноамериканские народные мелодии, то полные захватывающего ритма, от которого сами ходят ноги, то пронизанные той надрывной грустью, которой наша музыка не знает и не может воспроизвести. Почти целый час они играли и время от времени пели, хотя женщины в доме отвечали лишь глупым смехом. Но парням это было неважно, они наслаждались собственной музыкой, они всецело находились во власти своего собственного искусства. И с той же чудесной песней, с которой появились, они потихоньку, незаметно скрылись во тьму, и звуки сливались со светом луны в единой неповторимой гармонии. Если бы они знали, какой у них был благодарный, безмерно счастливый слушатель!

Великолепно! В этот самый момент, как будто она специально решила дать мне дописать до конца, толстая хозяйка зовет ужинать — время уже около девяти. Нет, это не та скромная, приятная кухарка Мария из Тропического института в Сан-Сальвадоре с ее любезным приглашением к столу, это грубоватая, скупая на слова матрона, которая не внушает особенно теплых чувств. Но что делать, теперь главное наполнить чем-нибудь пустой желудок. Сегодня, после завтрака в половине седьмого утра, мы съели в полдневный отдых лишь по три холодных тортильи, запив их водой из реки, и в животе у нас урчит не меньше, чем у всех остальных. К тому же огарок свечи, укрепленный на одном из моих жестяных ящиков, вот-вот погаснет, и я наскоро заканчиваю письмо в надежде, что теперь Вы получили хотя бы небольшое представление об Эль-Параисо, то есть о рае.

С сердечным приветом, до следующего письма,

Ваш…»

В ОЛАНЧО, НА КРАЙ СВЕТА

В столице Оланчо Хутикальпе служанки «Пансиона Сапаты» с недовольной миной отвели мне последнюю свободную каморку на заднем дворе, по соседству с отвратительно воняющей помойкой. Остальные полдюжины комнат были заняты коммивояжерами и контролерами административных учреждений. Воскресный день уже клонился к вечеру. Гриадас (горничные) не ожидали больше гостей, и им не хотелось доставать еще одну простыню и застилать шаткую кровать. Они уже принарядились к гулянью на площади. Тем не менее они не забыли задать обычный вопрос:

— Не угодно ли сеньору отдать в стирку белье?

— Comono! — ответил я и протянул им свою рубашку. Обычно я сам ежедневно полоскал ее в реке, и для меня дело было не столько в стирке, сколько в том, чтобы ее выгладили. Прошло несколько минут, и я услышал, как в кухне, отгороженной всего лишь дощатой перегородкой, одна из горничных говорила другой с насмешкой и оттенком гадливости:

— Смотри-ка, у него блохи!

И обе захихикали так, как будто блохи были здесь бог знает в какую диковину.

Надо же, чтобы такое случилось со мной именно в Оланчо — на краю света! Если в составе Центральной Америки Гондурас считается, как здесь принято выражаться, «el mas atras» (наиболее отсталым), то в самом Гондурасе такое же место занимает департамент Оланчо, и слово «оланчано» (житель оланчо) означает приблизительно то же, что «серость», «деревенщина». Население этой части страны уже долго живет в соприкосновении с испанцами. Поначалу золотые самородки, которые находили в долине реки Гуаяпе, и золотоносные жилы в древних породах привлекали конкистадоров, и в их времена Оланчо не раз переходил из рук в руки. Но, несмотря на такую бурную историю, Оланчо до сих пор несет печать чего-то темного, отсталого. Это объясняется сильной пересеченностью местности, далеко разбросанными, замкнутыми и изолированными друг от друга населенными очагами, широкими пропетиями совершенно безлюдных гор и чрезвычайно низкой средней плотностью населения, всего лишь около четырех человек на один квадратный километр. Притом Оланчо очень велик, он занимает почти четверть всей территории республики. Таким образом, к «наиболее отсталой» относится весьма значительная часть Гондураса.

Я как раз проходил мимо кухни, чтобы за дощатой перегородкой окатиться водой из ведра — это заменяло здесь душ. Услышав приведенные выше слова, я просунул голову в приоткрытую дверь и сказал насмешнице:

— Сеньорита, вы можете вернуть мне рубашку, я и сам могу постирать. Что же касается блох, то они чисто гондурасского происхождения. Можете поверить, что я не привез их с собой из моей страны.

Девушка заметно смутилась и пошла на попятную:

— Ничего, ничего, мы постираем…

А другая, более наивная и любопытная, спросила с интересом:

— А что, разве в Соединенных Штатах нет блох?

— Не могу вам сказать, — ответил я. — Я не оттуда приехал.

— Не оттуда?

— Нет. Я приехал из-за океана.

— Из такой дали? — изумились обе.

— Там среди многих других есть такая страна — Германия, — пояснил я. — Вот оттуда я и приехал.

— О да, я слышала о такой стране! — отозвалась одна из девушек, гордясь своими познаниями. А другая воскликнула простодушно: