Глава I
Победа или поражение?
В плавании по морю должно повиноваться кормчему, а в жизни — человеку более других рассудительному.
Пифагор
В семь часов сели за карточные столы сыграть в пикет.
Говорили сначала о литературе, но, как это всегда бывает, постепенно перешли совсем на другие темы. Множество свечей в бронзовых канделябрах освещали ломберный столик, сидевших возле него людей, картины в позолоченных рамах.
Немолодой человек, лет пятидесяти, рассеянно посматривающий в карты, вдруг отложил их в сторону. Его нервное, очень подвижное лицо оживилось.
— Если уж зашла речь об англичанах, то, пожалуй, нельзя не отметить их страсти обращать в свою веру язычников, — сказал он. — Мне рассказывали, что один из английских миссионеров проповедовал слово божье среди туземцев далекого острова. Они долго не могли понять, какая им польза от этой веры. Миссионер сказал, что они станут рабами божьими. Туземцы решительно заявили, что не хотят быть ничьими рабами. Но миссионер нашелся. «Тогда вы будете чадами божьими», — сказал он.
Все рассмеялись.
— Я не согласен с вами, мосье Дидро, что по морям рыскают лишь одни миссионеры, — возразил молодой аббат, — все они по преимуществу искатели и авантюристы. Теперь же многие путешествия предпринимаются не только с целью наживы, но и из любви к науке. Благодаря трудам и энергии таких исследователей и удалось приобрести те знания о поверхности земного шара, которыми мы сейчас обладаем.
— Но где сейчас эти путешественники? Что-то я давно не слышал о них, — ответил Дидро. — Кто из наших соотечественников прославил себя плаваниями?
Он повернулся к пожилой даме, сидевшей в стороне:
— Может быть, кто-нибудь из них побывал в вашем салоне, мадам Жоффрен?
Хозяйка салона до сих пор не принимала участия в разговоре. Ее живые глаза ярко блестели, и это молодило морщинистое лицо. На ней было платье из простой материи и чепец, отделанный тонкими кружевами. Аристократический салон на улице Сент-Оноре был известен всему Парижу, всей Франции. В нем бывали самые выдающиеся люди страны, просветители, энциклопедисты: Дидро, Гольбах, Гримм, Рейналь, Мармонтель, Нэжон, Тюрго. Кто еще может похвалиться, кроме мадам Леспинас, что собрал у себя такое блестящее созвездие?..
Мадам Жоффрен взглянула на Дидро. Сын ножевщика из Лангра, он живет где-то на пятом этаже, с глупой и сварливой женой, а между тем это один из величайших умов Франции… Мосье Гримм, который сейчас разговаривает с женой барона Гольбаха, один из его друзей.
Мадам Жоффрен улыбнулась:
— Так вас, мосье Дидро, интересуют прославленные путешественники? Об этом, пожалуй, лучше всего спросить моряка, шевалье дю Гарра, которого представил сегодня наш любезный Гримм. Мосье дю Гарр, что вы расскажете нам о море?
Худощавый человек в синем мундире отложил мандолу, струны которой тихо перебирал.
— О море? — переспросил он, прищурив голубые глаза.
Его лицо как-то потемнело. Он опять машинально взял мандолу.
— Море годится только для тех, кому нечего делать на суше. Оно быстро старит человека. Достаточно проплавать несколько лет, и начинаешь походить на тритона, каких изображают на Гобеленовой мануфактуре. И это не удивительно. Ведь моряки едят лишь сухари да солонину. И это при хорошей погоде. А во время бури? — дю Гарр помолчал, трогая пальцами струны. — Вообразите себе, мадам, корабль, выдержавший многодневный шторм. Обрывки парусов, хлопающих по ветру, сломанные мачты. Не раз мне приходилось молиться всевышнему, ожидая крушения и смерти. Так достается нам служба…
Дю Гарр вскочил с кресла. Он был взволнован какой-то мыслью.
— А между тем, — продолжал он с горячностью, — я знаю таких незадачливых людей, которые не ступали на палубу корабля и воображают себя моряками. Да и за примером далеко ходить нечего. Недавно военный и морской министр герцог Шуазель произвел в капитаны первого ранга некоего де Бугенвиля, бывшего полковника пехоты.
— Бугенвиля? — отозвался Гримм. Он отложил карты и внимательно посмотрел на дю Гарра. — Я слышал о человеке с такой фамилией от д Аламбера. По его отзывам, этот Бугенвиль в двадцать три года опубликовал прекрасное добавление к сочинению Лопиталя о бесконечно малых величинах… Говорят, он просто феноменально решает математические задачи. Но, право, я в этом мало смыслю…
— Я именно о нем и говорю, — усмехнулся дю Гарр, — он сменил перо ученого на карьеру военного. Честолюбие этого человека безгранично. Если вы следили за газетами во время прошедшей войны, то должны были встретить его имя.
— Рассказывают, что у него произошел в те годы неприятный эпизод с Шуазелем, — раздался высокий голос принца Шарля Нассау Зигена. Принц неуклюже держал в своей большой руке изящные карты. Одетый не без щегольства, он тем не менее казался каким-то громоздким, не подходящим для уютной гостиной.
— Вы говорите, Бугенвиль — математик, — вмешалась мадам Жоффрен. — Я его знала много лет назад. Это был очень воспитанный молодой человек, с прекрасными манерами, приятной внешностью, чрезвычайно остроумный. Он очаровал даже мою Жюли. А это, вы знаете, нелегко. Мадам Леспинас ценит в людях только сочетание исключительных качеств.