В стороне от фарватера. Вымпел над клотиком - [5]

Люсин рассказ о соревнованиях, о нарядной Одессе, о шумной встрече китобоев отличался точностью изложения и полной безучастностью самой рассказчицы. Можно было подумать, что она то же самое рассказывает по крайней мере в пятый или седьмой раз. И мать снова забеспокоилась. А вдруг — карты соврали?

Люся теребила бахрому скатерти и чувствовала на себе беспокойный материнский взгляд. «Как же сказать главное?» — мучительно прикидывала Люся. Еще час назад все казалось так просто…

Позже, когда отец выронил из отяжелевших рук газету, потянулся и, зевая и извиняясь, ушел с недопитым стаканом чая в спальню, Люся собрала все мужество, обняла мать за плечи.

— Я должна сказать тебе, мам…

— Влюбилась?..

— Нет, хуже, мам…

— Господи…

— В Одессе я знаешь кого встретила? Игоря… Совершенно случайно… Ты ведь знаешь — он поступал в мореходку и пропал, я даже не знала, поступил он или нет. Оказывается — поступил и даже уже плавает. Я его не сразу узнала — до того изменился. В Лондон ходит, в Бом-бэй… Он так обрадовался, мам, что мы встретились… И я так обрадовалась… И мы с ним виделись каждый вечер, все шесть дней…

— Ну и напугала ты меня… Игорь… Игорь всегда был серьезный мальчик. Я любила его как сына, жалко, что уехал в эту Одессу, там ведь жара несусветная?

— Да нет, мам, вполне терпимая жара, там мороженое на каждом шагу. Я рада, что ты Игоря не забыла, правда, он хороший, — и серьезный и хороший. Вот хорошо, мам! я же за него замуж вышла…

Мама присела от неожиданности и как-то вяло подумала: а карты соврали-таки. И до чего быстро время бежит, вот уже и дочка замужем…

2

Около девяти утра два последних грейфера раскрыли свои стальные пасти, низвергая пыльные потоки пека в необъятные трюмы парохода «Ока».

— Все, ребята! конец! падайте вниз! — крикнул стивидор крановщикам и резко скрестил над головой поднятые руки.

Краны развернули ажурные шеи в тыл причала и тихо положили раскрытые челюсти грейферов на черный асфальт. Погрузка была окончена. Шесть тысяч тонн пека вдавили старый корпус «Оки» на семь метров в мутную воду.

Пыльная, угловатая, старомодная «Ока» три раза на своем веку меняла государственные флаги и хозяев, много раз обошла вокруг земного шара. Четверть века назад она была технической гордостью судостроения. Но — как быстро бежит время! Теперь «Ока» доживала свой век, совершая беспокойные рейсы в европейских водах. На этот раз старушке предстояло перевезти свой груз из Клайпеды в Лондон.

Как всегда после погрузки, судно имело особенно непривлекательный вид. Черная пыль траурным налетом покрыла белую надстройку, трюмные лючины; просыпанный груз загромождал палубы. Грузовые стрелы, задранные вверх, с необтянутыми снастями, усиливали впечатление беспорядка на судне.

Боцман и восемь матросов с утра принялись наводить порядок, но, казалось, их старания были просто бессмысленны. На судне, что называется, черт ногу сломит, и ни лопата, ни метла не в состоянии чего-либо изменить. Боцман «Оки» понимал это, и его матросы не занимались еще наведением лоска; они пока приводили «Оку» в то походное состояние, которое позволяло судну безопасно выйти в море. Мойка надстроек, палуб и окончательная морская косметика обычно выполнялись уже в рейсе.

И все-таки к середине дня палубная команда справилась с основной работой, и старший помощник мог доложить капитану «Оки»:

— Погрузка закончена, Александр Александрович. Трюма закрыты, палубная команда вся на борту. Машина готова, рулевое и якорное устройства проверены.

Капитан Сомов стоял вполоборота к старпому и тоскливо смотрел в иллюминатор.

— Гирокомпас запущен, — продолжал Карасев, — пресной воды сто восемьдесят тонн, продукты приняты на два месяца плавания.

Выслушав рапорт, капитан Сомов отвернулся от иллюминатора и уставился на старшего штурмана. Взгляд его был насмешлив и хмур.

— Можешь добавить еще, старпом, что судно абсолютно готово к выходу в море, но с двенадцати часов торчит у причала только потому, что, видите ли, ждет помполита. Непременно сделай соответствующую запись в судовом журнале.

Старший помощник — а это был знакомый нам Игорь Карасев — стоял и ждал дальнейших распоряжений. Да, Игорь Карасев уже старший помощник. Как быстро летит время… Но капитана «Оки» Александра Александровича Сомова не устраивал сегодня как раз стремительный бег времени. Судно простаивало совершенно напрасно, по мнению капитана, и Сомов медленно накалялся.

— Ты хорошо ознакомился с судном?

— Да, Александр Александрович, насколько это возможно за сутки.

— Вот что, старпом. Если уж у нас так много свободного времени у причала — поговорим. Вернее, говорить буду я, а твое дело — внимать и запоминать. Я не знаю, вернее не совсем точно знаю, что обо мне рассказывал твой предшественник, — и, честно говоря, меня это совершенно не интересует. Еще точнее — мне глубоко наплевать на его мнение, если он имел какое-нибудь мнение. Я должен предупредить тебя, старпом, что я очень строг к своим штурманам. При случае я непременно дам это понять, можешь не сомневаться. Душевно рекомендую еще раз внимательно прочесть устав, даже если считаешь, что знаешь его безупречно. Не советую обращаться ко мне по хозяйственным вопросам, вопросам воспитания, увольнения команды и прочим мелочам. Всем этим будет заниматься помполит, раз уж мы его так нежно ждем, и ты сам. Далее: я никогда не разрешаю своим штурманам начинать разговор со мной со слов «я думаю», «я считаю», «я полагаю». И я не собираюсь менять своих обычаев, старпом. Вы можете знать или не знать суть любого дела. Думать и считать на судне может только капитан…