В стороне от фарватера. Вымпел над клотиком - [42]

— Ни минуты не сомневаюсь. Попробуйте написать ему приглашение, и вы увидите, что получится, если он согласится.

— Н-да, мы начали, кажется, фантазировать. Куда же, по-вашему, денется Александр Александрович? Станет плавать с нами вторым капитаном? Будет учиться у Шубина?

— Свят-свят, Николай Степанович! Наш капитан не такой человек, чтобы учиться у кого бы то ни было… Тем более у молодого капитана. Нет, зачем же, — посоветуйте ему, пусть идет на пенсию или примет под свое командование «Ладожец». Вы бы увидели, как он быстро развалит хороший экипаж…

— Постойте, Игорь Петрович. Вы, если говорить всерьез, считаете Сомова плохим капитаном? — удивился Знаменский.

— Гм… Может быть, на сегодня хватит, а? Николай Степанович? Скоро обед, потом грех не отдохнуть, потом ужин, потом кинишко поглядим, а? Может, пошабашим? — старпом веселым голосом задал серию вопросов, но спрашивал он, в сущности, совсем о другом. И Знаменский понял старпома.

— Собственно, свое принципиальное мнение вы уже сказали, Игорь Петрович… А кроме того, мы говорим на самом высоком пределе товарищеской откровенности. И из наших разговоров ни для кого еще не следуют оргвыводы…

— Ну что ж, если на предельной откровенности, тогда конечно… Да, Николай Степанович, я считаю, что Сомов очень посредственный капитан. Вы скажете, мы слишком мало плавали вместе, чтобы я мог дать ему верную оценку… Но это не так. Любой старый капитан пароходства хорошо известен штурманам; о Сомове я много слышал от своего однокашника по училищу, который плавал с Александром Александровичем вторым штурманом. Этот парень — честнейший, предельно объективный и никогда не утрирует ни в какую сторону. Сомов — посредственный капитан. Но я хочу, чтобы вы поняли меня правильно: капитан фигура сложная. Когда мы говорим «капитан» — мы подразумеваем судоводителя, администратора, судоремонтника и, наконец, товарища по плаванию, человека. Задавая вопрос, вы имели в виду, очевидно, только судоводительские качества Александра Александровича. И, если не ошибаюсь, вам хотелось бы услышать мою восторженную оценку его способностей. Но, увы, восторгаться, в общем, нечем. Единственное, чему у него можно поучиться, — это умению швартоваться. Швартуется он хорошо.

— Но послушайте, Игорь Петрович… у него колоссальный опыт… Плавает он безаварийно. Работает как вол, ночи не спит…

— Ну хорошо. Давайте вместе разберемся… Сомов плавает безаварийно, Сомов ночи не спит, Сомов без пяти минут герой труда… Александр Александрович предпочитает плавание вдали от берегов и делает все, чтобы нам планировались рейсы без плавания в узкостях и опасных местах. Если он следует из Северного моря в Балтику или наоборот — то всегда упорно просит разрешения идти Бельтом, а не Кильским каналом. Он берет лоцмана там, где это только возможно, а иногда даже там, где мало-мальски опытный капитан со второго раза ходит уже без лоцмана. Если он готовится выйти из порта, а ему приносят неважный прогноз — будьте уверены, он отыщет десяток причин, чтобы задержаться в порту до благоприятного изменения погоды. А в море? Если бы вы могли взглянуть на него глазами судоводителя! Он приучает нас уступать дорогу встречному судну даже тогда, когда мы не обязаны этого делать по правилам расхождения. Едва услышав отдаленный сигнал в тумане, он стопорит машину и терпеливо ждет, когда встречное судно обойдет нас. Если при таких обстоятельствах случится столкновение, он выйдет из него оправданной стороной: ведь он не двигался, следовательно, столкновение не по его вине. Представьте, Николай Степанович, что в тумане точно так же будут поступать другие капитаны, — тогда мировой флот будет простаивать в тумане, снегопаде и в прочей плохой видимости… Все это отнимает у нашей «Оки» массу времени, просто страшно сказать сколько. Естественно, мы не выполняем многих показателей плана, а о сверхплановых рейсах на «Оке» никто и не заикается. Словом, трусость положена в основу судоводительской практики уважаемого Александра Александровича. Разумеется, трусость эта соответственно маскируется — или мнимой опасностью, или грубостью, которая у Сомова иногда прикрывает избыток осмотрительности. А опыт? Он использует свой опыт главным образом для того, чтобы безопасно отступить перед трудностью, спрятаться от нее, хитроумно записать свои действия в судовой журнал на случай аварии. Вот и весь опыт, вот и вся его капитанская хитрость. Он стоит на мостике, он ночей не спит… Правильно, не спит, если того обстановка требует. Но и другие капитана в трудной ситуации не спят, сутками простаивают на мостике, а не козла забивают в кают-компании… Не он один такой самоотверженный. Вам просто сравнить не с кем, только и всего. Вот что такое Александр Александрович — как судоводитель. Ну, а о его административном рвении, о достоинствах воспитателя и общественника вы, вероятно, уже и сами догадываетесь. Тут не надо кончать морских университетов и даже можно обойтись без семи пядей во лбу…

— Н-да, это верно…

Они помолчали. Николай Степанович не поднимал головы, и опущена его голова была как-то слишком понуро…