В пучине бренного мира. Японское искусство и его коллекционер Сергей Китаев - [15]
Иногда элемент пародии и насмешки был совсем не выражен. Тогда митатэ играл роль культурного триггера, связывавшего былое и нынешнее, демократизировавшего высокую древность и одновременно поднимавшего над обыденностью сиюминутное и ставившего его в один ряд с вечным. То есть митатэ был инструментом обыгрывания двуединства старого и нового, высокого и низкого в духе бинарности культуры га-дзоку (“высокого-низкого”)[59]. В итоге часто слово митатэ, столь популярное в названиях серий гравюр, не переводят вообще. Если же переводить, то в зависимости от сюжета и его трактовки это может быть “пародия”, “аллюзия”, “метафора”, “уподоб-ление”. Посвятивший разбору митатэ отдельную статью Тимоти Кларк из Британского музея в итоге предложил называть этот прием “переработкой” (reworking)[60]. Благодаря такой переработке текст становился многослойным, в котором одно просвечивало через другое. В результате без понимания этого приема восприятие гравюры никогда не будет осмысленным или сколько-нибудь адекватным. В завершение этого краткого обзора заметим, что в названиях серий гравюр митатэ нередко соседствует со словом фурю (фӯрю̄ 風流 “ветер-поток”) – древним китайским термином фэнлю, переосмысленным в духе “быстротекучего мира” как выражение современного, элегантного, эротичного, дрейфующего по ветру, или заменяется им[61].
2
Сергей Китаев и его японская коллекция
II-1
Сергей Николаевич Китаев
С группового фото на выставке работ из его коллекции в Обществе поощрения художеств. 1905. Фотография хранится в архиве Н. К. Рериха в Музее Рериха, Нью-Йорк.
Sergei Kitaev
From the group photo taken at the opening of the exhibition of his collection at the Imperial Society for the Promotion of Arts, St. Petersburg, 1905. Photo: courtesy of Nicholas Roerich Museum, New York.
II-2
Беата Григорьевна Воронова (урожд. Певзнер). 1950-е гг.
Beata G. Voronova (nee Pevsner). 1950ss.
До самых последних лет о коллекции японского искусства, хранящейся с послереволюционных времен в Государственном музее изобразительных искусств имени Пушкина (ГМИИ), публикаций было немного: на русском языке – пара выставочных буклетов, две-три обзорные статьи о гравюрах в ее составе, одна или две вводно-ознакомительные статьи о самом коллекционере. Из этих публикаций и слухов вокруг коллекции было известно, что она “очень большая”, возможно “самая большая в Европе”. Но вышедший в 2008 году каталог[62] гравюрной части коллекции оказался хоть и неполным в силу необъяснимых причин[63], но достаточно подробным, чтобы составить довольно исчерпывающее представление о ней. Вскоре после этого была опубликована большая статья о коллекции и о человеке, собравшем ее, С. Н. Китаеве. Автор статьи, многолетний хранитель японского искусства в ГМИИ Беата Григорьевна Воронова (1926–2017), основываясь, в частности, на архивных материалах из Отдела рукописей ГМИИ, собрала много интересных сведений[64]. К сожалению, часть хранившихся там материалов оказалась неиспользованной, а в изложение некоторых вкрались ошибки, на которых я остановлюсь позже.
Прежде чем перейти к характеристике этого каталога и подробному обзору коллекции, полезно будет кратко упомянуть общие сведения о ней.
Коллекция японского искусства, иллюстрированных ксилографических книг и вспомогательных материалов (фотографии и издания по искусству) была собрана морским офицером Сергеем Николаевичем Китаевым (1864–1927) за время пребывания его в Японии в конце 1880-х и начале 1890-х годов. Он неоднократно пытался заинтересовать своей коллекцией государство, но отклика не находил. В связи с отъездом за границу на лечение, не ранее весны 1917 года[65], Китаев передал коллекцию на временное хранение в Румянцевский музей. Вернуться он не смог; в 1924-м из-за закрытия Румянцевского музея коллекцию свезли в соседний Музей изящных искусств, который с 1937 года стал называться Пушкинским.
Среди зарубежных специалистов китаевская коллекция слыла неведомым сокровищем. После распада Советского Союза, когда двери страны и, соответственно, первого музея ее столицы чуть приоткрылись, группа японских ученых сумела получить доступ для быстрой фотофиксации. В начале 1993 года вышла книга, краткая опись (яп. дзуроку 図録) с маленькими фотографиями размером примерно 4 × 6 см (иногда чуть больше или меньше) и подписями с именем автора и названиями[66]. Это был своего рода протокаталог, или важные пролегомены к будущему полному каталогу. Полный каталог в течение нескольких десятилетий составлялся Б. Г. Вороновой (она хранила японскую коллекцию с 1950 по 2008 год). В 2006-м работа была готова к печати.
Кто такие интеллектуалы эпохи Просвещения? Какую роль они сыграли в создании концепции широко распространенной в современном мире, включая Россию, либеральной модели демократии? Какое участие принимали в политической борьбе партий тори и вигов? Почему в своих трудах они обличали коррупцию высокопоставленных чиновников и парламентариев, их некомпетентность и злоупотребление служебным положением, несовершенство избирательной системы? Какие реформы предлагали для оздоровления британского общества? Обо всем этом читатель узнает из серии очерков, посвященных жизни и творчеству литераторов XVIII века Д.
Мир воображаемого присутствует во всех обществах, во все эпохи, но временами, благодаря приписываемым ему свойствам, он приобретает особое звучание. Именно этот своеобразный, играющий неизмеримо важную роль мир воображаемого окружал мужчин и женщин средневекового Запада. Невидимая реальность была для них гораздо более достоверной и осязаемой, нежели та, которую они воспринимали с помощью органов чувств; они жили, погруженные в царство воображения, стремясь постичь внутренний смысл окружающего их мира, в котором, как утверждала Церковь, были зашифрованы адресованные им послания Господа, — разумеется, если только их значение не искажал Сатана. «Долгое» Средневековье, которое, по Жаку Ле Гоффу, соприкасается с нашим временем чуть ли не вплотную, предстанет перед нами многоликим и противоречивым миром чудесного.
Книга антрополога Ольги Дренды посвящена исследованию визуальной повседневности эпохи польской «перестройки». Взяв за основу концепцию хонтологии (hauntology, от haunt – призрак и ontology – онтология), Ольга коллекционирует приметы ушедшего времени, от уличной моды до дизайна кассет из видеопроката, попутно очищая воспоминания своих респондентов как от ностальгического приукрашивания, так и от наслоений более позднего опыта, искажающих первоначальные образы. В основу книги легли интервью, записанные со свидетелями развала ПНР, а также богатый фотоархив, частично воспроизведенный в настоящем издании.
Перед Вами – сборник статей, посвящённых Русскому национальному движению – научное исследование, проведённое учёным, писателем, публицистом, социологом и политологом Александром Никитичем СЕВАСТЬЯНОВЫМ, выдвинувшимся за последние пятнадцать лет на роль главного выразителя и пропагандиста Русской национальной идеи. Для широкого круга читателей. НАУЧНОЕ ИЗДАНИЕ Рекомендовано для факультативного изучения студентам всех гуманитарных вузов Российской Федерации и стран СНГ.
Эти заметки родились из размышлений над романом Леонида Леонова «Дорога на океан». Цель всего этого беглого обзора — продемонстрировать, что роман тридцатых годов приобретает глубину и становится интересным событием мысли, если рассматривать его в верной генеалогической перспективе. Роман Леонова «Дорога на Океан» в свете предпринятого исторического экскурса становится крайне интересной и оригинальной вехой в спорах о путях таксономизации человеческого присутствия средствами русского семиозиса. .
Д.и.н. Владимир Рафаилович Кабо — этнограф и историк первобытного общества, первобытной культуры и религии, специалист по истории и культуре аборигенов Австралии.