В День Победы - [26]

Он закончил укладывать свой парашют и поднял голову. Генерал тоже стал смотреть на небо. Все настойчивее пригревало солнце. По лицу пополз слабенький ветер, а наверху появилось второе облако; высота отталкивает труса, но она притягивает смелого, и когда парашютист сорвется вниз, сердце его не уйдет в пятки — вначале оно подступит к самому горлу, затем вспомнит, что так уже было, и привычно заноет. Кроме сильных мускулов и острых глаз у этих парней были крепкие нервы и любовь к небу, отчаянная храбрость, но при этом чувство меры и здравого смысла. Генерал думал, что все бы до одного они подошли для десанта «камнем» во главе с капитаном Максимовым, и решил так: «Побросаем мешок с песком. Прицепим к нему прибор давления, чтобы он открыл парашют на высоте сто пятьдесят метров, и поглядим».

Максимов проверил готовые парашюты. Главные спарили с запасными, надели парашюты на себя и застегнули лямки. Капитан велел разобрать каски и оружие, построил курсантов и обо всем доложил генералу. Начальник училища кивнул и остался у «газика», а Максимов повел группу к самолету.

Заработал мотор. Подул ветер, созданный винтом. Максимов дал команду сесть в самолет, вошел сам, задраил люк. Самолет вырулил на взлетную полосу, затрясся, потом рванул со старта. Он набирал высоту. Десантников придавило к сиденьям. Двигались солнечные изображения иллюминаторов по переборкам.

Курсант Федоров выглядел спокойным, сосредоточенным, но почему-то своим видом раздражал Максимова. Капитан сидел возле люка, подозрительно посматривал на Федорова. Курсант старался не видеть его, он смотрел на товарища напротив, и тот ему загадочно улыбался. Федоров думал о своем и решил: «Ладно. Поживем — увидим».

Самолет повалился на борт, так что взмыло над ним крыло с отходящими на место закрылками, завершил поворот, и его скорость, курс и высота сделались постоянными. Наверху было ослепительное небо. Внизу под самолет подбиралось зеленое поле. Где-то стоял «газик», и около него генерал.

Сократились обороты двигателя. Капитан встал у люка и застегнул каску. Все проверили вытяжные кольца и надели ремни автоматов на грудные перемычки парашютных лямок, затем застегнули перемычки и прижали оружие так, чтобы оно не мешало дернуть кольцо и действовать руками при планировании. Максимов распахнул люк. Ему вдруг показалось, что у Федорова неустойчивое выражение лица: курсант словно почему-то забеспокоился. Но тут самолет направился немного вниз — это означало, что пора прыгать.

Небо теперь было раскрашено перистой облачностью. Облачность затенила солнце, и синева меж облаками сделалась матовая.

Последним прыгнул командир. Небо стало не наверху, а окружило десант, наперло снизу потоками воздуха, и воздух ударил за воротник и под каску, а если приоткрыть рот, то небом можно было захлебнуться. Центр тяжести стремился перевернуть парашютиста спиной к земле, но, управляя телом, он выравнивал падение. Быстро сокращалась высота. Земля торопилась навстречу, и словно короче стали секунды. Но каждый парашютист был опытен и строго выдерживал счет, хотя ему казалось, что в следующую секунду как раз произойдет столкновение.

Курсант Федоров, планируя вниз головой, тоже вел счет секундам. Земля покачивалась из-за колебаний тела, была отличная видимость, даже рассматривались травинки. Пятнадцать секунд задержки в раскрытии парашюта для опытного спортсмена были нетрудной задачей. Федорову приходилось прыгать с больших высот, с самолета и аэростата, когда задержка достигала минуты, казалось, ей не будет конца и что секундомер на руке врет.

Но, кажется, сказывалась инерция наземных размышлений. Он сегодня был не очень-то внимателен.

Уже на третьей секунде его стало переворачивать через голову, и он приподнял над головой руки, чтобы они сработали как рули. Тело оставалось в нормальном полете до седьмой секунды, затем снова потянул главный парашют: появились «клевки», затем ощущение поворота. На этот раз курсант стал вращаться через левый бок, тогда он согнул левую руку, выставил локоть и снова увидел землю.

На одиннадцатой секунде его все-таки перевернуло на спину, и это было нехорошо, потому что мог наступить «плоский штопор», когда тело начинает крутиться винтом с увеличением скорости и ось вращения проходит через ступни ног. Выйдя снова на «ласточку», Федоров тут же опять опрокинулся на спину. Сейчас тело сразу стало поддаваться «плоскому штопору», закрутилось, и вот голова отяжелела, наполнилась мутью, а из глаз побежали световые концентрические кольца. Времени для трюков больше не оставалось. Ему сегодня явно не повезло. «Опозорился, — мелькнула мысль. — Что это такое со мной? Сто прыжков в аэроклубе и уже пятьдесят в десанте, а вот допустил «штопор». Забил голову черт знает чем. И ведь все видит генерал». Курсант положил руку на вытяжное кольцо и подумал, что если бы он продлил задержку, то несомненно вышел бы из «штопора».

Он летел спиной к земле в «плоском штопоре» и видел бело-голубой круговорот неба, а в нем проскакивало черное пятно: кто-то из десантников падал повыше и в стороне от Федорова. Хотя «штопор» был очень неприятен, курсант довел счет до последней секунды. Он приучился улавливать даже доли секунды, ибо время здесь без опоры в пространстве подсчитывалось обостренно и мелочно, так как от этого могла зависеть жизнь. При слове «пятнадцать», которое он произнес губами без звука, Федоров рванул вытяжное кольцо.