В День Победы - [28]

После учений Максимов построил группу. Подъехал генерал. Десантники имели вид отчаянных рубак, а их полевые формы впечатляли хищной раскраской, учитывавшей летние цвета. Генерал прошелся вдоль строя не торопясь. Против Федорова он остановился и сперва поглядел на его ботинки, затем поднял голову, наморщив лоб.

— Как вы себя чувствуете? — спросил генерал.

— Спасибо, — ответил Федоров. — Хорошо.

— Что случилось?

— Открыл парашют в «плоском штопоре». Вытяжной парашютик попал под мышку. Я запутался в стропах.

— Почему не открыли запасной?

— Невозможно было, товарищ генерал.

— Знаю, — сказал Петров, разглядывая курсанта, и еще прошелся. — Послушайте, Федоров, — снова сказал генерал, — а ведь я вам не разрешал делать такой прыжок.

— Я не понимаю, товарищ генерал, — отвечал десантник, ловко скрывая ответную хитрость.

— Может быть, вы разрешили? — спросил Петров у капитана Максимова.

— Нет, не я, — вежливо отвечал капитан. — Не я разрешил курсанту Федорову прыгать со свернутым парашютом.

— Как, кстати, произошло приземление? — снова обратился генерал к Федорову.

— Обычно.

— Значит, возможно вот так прыгать?..

— Вполне.

— Как вы думаете, Федоров, что я должен с вами делать?

— Посадить на гауптвахту.

— За что?

— За то, что я допустил «плоский штопор».

— Хорошо, — сказал генерал, — я подумаю. — И когда уже забрался в «газик», добавил: — Я еще над этим поразмыслю.

* * *

Небо, как в тот раз, было синим. Подул высотный ветер и разогнал облака. Полковник Воздушно-десантных войск Федоров, крепкий статный мужчина с усиками, машинально открывая пачку сигарет, глядел вверх из-под козырька форменной фуражки. Откуда-то в небе взялся самолетик, и он был как сияющий жук, который прицепился к синеве и старался поскорее уползти, оставляя позади себя мутную струю для маскировки. Небо было и внизу. Оно касалось земли. Только на земле все было по-другому относительно времени, и нескольких десятков секунд не всегда хватало, чтобы вынуть из пачки сигарету и прикурить.

Дракон

Боцман Василий Титов был лыс, невысок. Родился он и вырос на севере. Помор и «трескоед», Титов любил треску и мог есть ее в сыром виде, посыпав солью из щепотки, — возможно, именно поэтому был физически силен и ничем никогда не болел. Прозвище Дракон к нему привязалось. Еще в прошлом столетии, на парусниках, «драконами» называли боцманов, которые раздавали зуботычины матросам; но к нашему боцману это слово, понятно, относили без злого умысла.

Его также прозвали «морской плесенью», ибо Титов работал на флоте уже двадцать лет. В Ледоморске все здоровые мужчины — моряки. Не моряки — это врачи, учителя, специалисты по лесной промышленности и рабочие порта. Здесь, как родился в семье мальчик, он уж будущий матрос, боцман, механик или капитан. Подрастая, маленький ледоморец носит морскую фуражку, как носил ее Титов в детстве и теперь, — черную, с лакированным козырьком, с молодецким заломом.

Как-то Дракон нарушил непреложный закон тяготения. Разводили стрелы, и его вздернуло за ногу снастью, спаривающей две грузовые стрелы на пароходе через верхние блоки. Были еще другие случаи. Раз человек много и бесхитростно делает, то иногда может попасть впросак…

Он любил поговорить с матросами о жизни. Поводом мог быть отвлеченный момент. Видит, что матрос поднимает флаг на мачте и что поднимает неграмотно, то есть развернутым, и подступит:

— Дай-ка.

— Не все, что ли, равно? — говорит матрос.

— Нет. — И боцман сворачивает флаг в тугую колбаску, вяжет к линю рифовым узлом, а подняв, дергает за линь, и флаг вспыхивает неожиданно и лихо. — А ты поднимаешь флаг как кальсоны на просушку, — говорит боцман. — Становимся в чужом порту, а ты унижаешь свой флаг.

И вдруг вспоминает войну, как немцы бомбили и торпедировали наш торговый флот и флаги полоскались в черном дыму корабельных пожаров, израненные как люди.

— Чему вас только в морских школах учат? — замечает боцман, и этого достаточно, чтобы начать разговор.

Но матросы его не избегали. Как к такому человеку не прислушиваться, если он и моряк очень опытный, и у него полно воинских наград?

Но не любил Дракон болтовни. Когда принимали обязательство по досрочной доставке груза и все были согласны, он заявил так:

— Я тоже согласен. А как мы придем в Лондон на сутки раньше?

— Нужно прийти, — сказал капитан.

— Парок, парок надо держать! — добавил помполит.

— Ветер перестал дуть в зубы, — заметил старпом.

— Болтать легко, — ответил боцман усмехаясь. — Все равно не придем. При пятнадцати-то узлах! Хоть и ветер с кормы.

Начальство было им недовольно. А он позвал матросов и всю ночь сшивал с ними запасные трюмные брезенты, утром велел матросам поднять стрелы, закрепил к ним брезенты и поставил паруса. Конечно, странное это зрелище со стороны, и дело из-за превышения центра тяжести судна небезопасное, зато повеселела скорость, и вертушка лага, измеряя ее, быстро крутится на лине за бортом.

— Фу, — сказал капитан Чернышев помполиту Зайцеву, — даже пот прошиб со страху, как увидел. В общем, ничего себе боцман. Но где это видано, чтобы корабельный боцман упал снизу вверх или сделал из парохода чайный клипер?