В День Победы - [27]

Он испытал, как положено, динамическое сотрясение, но непривычно слабое, и молниеносно заподозрил что-то неладное. Во-первых, его не перевернуло — он по-прежнему не видел земли. Во-вторых, над головой не было парашюта. Федоров продолжал падать спиной к земле и крутиться в «штопоре». По какой-то причине возникло незначительное торможение. Полет сопровождался теперь свистом и шелестом; а обороты тела стали замедляться, наконец приостановились. Он ощутил стеснение руки и увидел на ней стропы. Стропы успели намотаться на руку от локтя до запястья. В глаза бросилась красная отметина: оплетка контрольной стропы, вытягиваемой при управлении раскрытым куполом. Стропы тянулись из-под мышки. Мелькнул над плечом вытяжной парашютик и зачастил перед глазами, вырываясь из-под мышки со стороны спины и рывками натирая кожу.

Остальные десантники своевременно и благополучно открыли свои парашюты и повисли, словно в паутинах, под квадратными куполами. Федоров видел их и видел облака. Но в пространстве, не отмеченном больше никакими знаками, облака смотрелись одинаково под многими углами зрения, а парашютисты были рассыпаны по всем направлениям и на разных уровнях, и он не сомневался, что по-прежнему наблюдает «верх», а за спиной у него «низ». Но вдруг он заметил оранжевый чехол. Чехол, продолжая закрепощать купол, бился в форме арки за головой. И опять наступило озарение, стремительное в грозной ситуации: вытяжной парашютик неудачно проскочил под мышку в результате падения в «штопоре» и только слегка стащил чехол; оборачиваясь по инерции вокруг руки, парашютик навил на руку стропы главного купола, а нераскрытый купол как-то по-другому расположил тело.

Кто-то ему кричал, кажется, капитан Максимов. Слова, не встречавшие препятствий в воздухе, хорошо услышались на земле; но Федоров слышал только шипение и свист. Его сердце будто взвесилось в груди и стало там парить в невесомости. Он стал освобождаться от парашютика и строп, стараясь не думать о катастрофе. Но он подавил и стремление открыть запасной парашют, которому оранжевая арка преградила путь. Это уже случилось однажды. Его товарищ еще в аэроклубе разбился в схожем случае как раз из-за недостатка выдержки: оба купола у него мгновенно свились в единое нераздуваемое тряпье. Правда, можно было аккуратно извлечь запасной парашют из ранца и откинуть его от себя, но на большой скорости почти не уменьшалась вероятность соединения купола, и попробуйте быть аккуратным при смертельной опасности, рискните пожертвовать хотя бы долей секунды из оставшихся десяти секунд…

С земли это было ужасное зрелище. Оно страшило, но и захватывало, и от него было невозможно оторвать глаз. Начальник училища, стоя у «газика», так сжал челюсти, что едва не сломал зубы.

— Почему он не раскрывает запасной парашют? — спросил генерала шофер.

— Помолчи… — произнес Петров, не сводя глаз с неба, — помолчи-ка… — И подумал: «Если Федоров дернет сейчас кольцо, он погиб».

Федоров продолжал чуть заторможенно падать. Свернутый парашют выгибался над ним от ранца к подмышке; оранжевый чехол выглядел как знамя. Десантник никак не мог освободить парашютик и стропы. Он попал в ловушку. С ощущением близости земли нарушалась ледяная собранность и усиливалось дрожание рук. В ничтожные на земле частицы времени он в небе успел прожить целую жизнь, все вспомнить и передумать. Из груди его готов был рвануться крик. И это уже казалось Федорову признаком гибели. Ему чудилось, будто он ощущает спиной прикосновение травинок, а в следующий миг должен ощутиться удар о массу земли, жуткое физическое взаимодействие, при котором у человека отрываются легкие и почки, костяк рассыпается, а упругое тело, амортизируя, подскакивает словно мячик, наконец навсегда успокаивается. Он никогда не думал, что ему так хочется жить. Но если бы хоть раз испытал такое безумие, то после не растратил бы зря ни одной секунды. Он бы все секунды учел и распланировал: лишний бы раз глянул на цветок, на дерево, на лицо друга, на всю прекрасную землю, о которую должен был теперь разбиться…

Внизу неслась санитарная машина, распространяя тревожную сирену. Генерал Петров побледнел и подумал: «Похоже, что все». Федоров в это время вдруг увидел землю. Он не понял, почему это произошло и что он такое сделал, но огромная планета встала на дыбы, затем опрокинулась. Генерал заметил над парашютистом белый пузырек, который стал раздувать, тесня чехол. Внезапно над пузырьком выстрелился парашютик с чехлом; как странное видение на всю площадь размахнулся парашют, и вот десантник закачался на подвесной системе на самой неожиданной высоте.

Десант приземлился и пошел в атаку с криками «ура!», со свистом и гиканьем для устрашения. Атака увлекла и Федорова. Никто не отменял для него учебного боя, и при всем том, что с ним произошло, бой мог оказаться настоящим. Оттуда, где засел «противник», ринулась пулеметная очередь, но пулемет захлебнулся; десант захватил «противника» врасплох, поражая из автоматов и забрасывая гранатами. В укреплениях, имитированных при помощи мешков с песком, завязался рукопашный бой. Мелькали то приклад, то «финка». Капитан Максимов ворвался вместе со своими солдатами с пистолетом в руках.