В Большом театре и Метрополитен-опера. Годы жизни в Москве и Нью-Йорке. - [52]

Проехали мы немало километров вдоль Дуная, обозревая старинные замки. Некоторые из них напоминали декорации из «Лебединого озера» – к вечеру немного сгущался туман в долине реки, а замки были на большой высоте и, казалось, парили над землёй… Это была редкая, прямо-таки волшебная картина.

* * *

В завершение дня мы приехали в Баден, где нас угостили отличным ужином с вином – как видно хозяева всё же расчувствовались от такого неожиданного, возможно, для них успеха Большого театра. В зале играл небольшой традиционный венский ансамбль – аккордеон, контрабас, рояль и виолончель. В какой-то момент исполнения популярного вальса неожиданно запел… контрабасист! Трудно передать, как хохотал мой друг Эдуард Тихончук, едва не свалившись от неожиданности со стула! Действительно, для нас было необычным, чтобы кто-то из эстрадного ансамбля одновременно с игрой ещё и пел.

Вернёмся немного назад. В тот последний день мы посетили также профсоюзный дом отдыха недалеко от Вены. Оказалось, что такие вещи существовали не только в СССР, но даже и во вполне капиталистической стране. Нужно сказать, что как до войны, так и после неё влияние социал-демократической партии Австрии – одной из, если не самой старейшей социал-демократической партии на континенте, было исключительно большим. До войны в районе Гюртель – большого кольца, идущего тогда по почти окраинным районам города, социал-демократы организовали строительный кооператив. Было выстроено большое количество небольших домов на 4 и на 8 семей, с примыкавшими к ним приятными садиками. Это кооперативное начинание было очень популярным, так как рабочие и служащие могли по доступным ценам иметь собственное, и не наёмное жильё. Так постепенно врастали социалистические элементы в жизнь альпийской республики.

В этом доме отдыха были спортивные залы, столовые, бары, и даже кегельбан.

В чём нам в тот памятный день не повезло, так это в том, что с нами увязался директор Ю.В.Муромцев (в «Воспоминаниях» дирижёра К.П. Кондрашина, изданных посмертно журналистом В.Г. Ражниковым, знаменитый дирижёр говорил, что Муромцев был его близким приятелем и обладал большим чувством юмора. Возможно, что с годами Муромцев сильно изменился, «обюрократился» и полностью утратил былое чувство юмора, но в 1971 году такое трудно было себе представить). В Будапеште он был возмущён просьбой к официанту балерины Татьяны Мокровой-Воронцовой дать ей за завтраком стакан молока. «Если вам нужна специальная диета, вы должны сидеть дома, а не ездить на гастроли!» – выговаривал ей вездесущий директор. На это он получил, однако, ответ: «Юрий Владимирович! Я не собираюсь с вами обсуждать свою диету и своё меню!» Этот обмен репликами слышал весь зал, так как дело происходило за завтраком. Ю.В. вынужден был это «съесть». А дальше он везде выступал мелким цербером: в Вене приказал наблюдающим докладывать ему обо всех опоздавших к 12 ночи в гостиницу. Потом он их вызывал. Одним из них был приехавший поздно вечером на такси наш флейтист Евгений Игнатенко. Он был немного навеселе даже и на следующий день. Утром в театре Муромцев, подошёл к нему и ощутив запах алкоголя сказал: «Игнатенко! Почему вы вчера один вернулись в гостиницу?» – то есть по одному было запрещено ходить по городу, хотя естественно, это случалось с нами достаточно часто – у всех свои дела и интересы. Игнатенко на это находчиво ответил: «Я был не один, а с шофёром!» После этого Муромцев снова сказал: «И вообще вы не в форме!» – имея в виду запах алкоголя. И тут он получил примечательный ответ – Игнатенко нежно взял его за лацкан пиджака и сказал: «А вы, я вижу, Юрий Владимирович, тоже сегодня в штатском!» Таких историй с Муромцевым в ту поездку происходило очень много.

Перед отъездом ещё в Москве Муромцев говорил на собрании, что он категорически требует от Министерства культуры и Госконцерта, чтобы наши суточные ни в коем случае не превышали двух-трёх долларов! Это слышали все присутствовавшие на собрании. «Это не суточные! – говорил он. – Это карманные деньги. Вы получаете зарплату в театре, и за неё просто работаете в другом театре, в другом месте! Так что вы должны иметь лишь карманные деньги на трамвай, на то, чтобы выпить сок или минеральную воду». Муромцев «забыл», что вообще-то нас должны были кормить два раза в день, а после спектакля ужин не входил в наш официальный рацион. Он твёрдо стоял на своей позиции защиты финансовых интересов государства. В нём по-прежнему жил писарь-капитан военно-полевого суда во время войны.

На премьере в Вене присутствовала Е.А. Фурцева. После исполнения «Бориса Годунова» и действительно огромного успеха у публики, чему она сама была свидетельницей, Фурцева распорядилась о выдаче всем нам суточных в размере 12 долларов! Мы просто почувствовали себя богачами! Вот и Екатерина Алексеевна сделала доброе дело! Правда, как уже говорилось, через два года в Японии она сделала нечто совсем иное… Но тогда в Вене мы в душе искренне её благодарили и за то, что был «утёрт нос» лжеполковнику Муромцеву.

Так вот, в том профсоюзном доме отдыха мы услышали короткую лекцию о положении дел в различных профсоюзах Австрии, что было совершенно неприемлемым для ушей «полковника», но не мог же он прервать нашего хозяина?! Тот пожилой рабочий-профсоюзник сразу и без языка ощутил своего настоящего врага – государственного бюрократа – в лице нашего директора. Доведя свою короткую речь до конца, он предложил всем выпить кофе с булочками и пирожными в кафетерии дома отдыха. После этого мы пошли покидать шары в кегельбане. Через пять минут «полковник» стал у начала дорожки, и как герой, закрывший своим телом амбразуру пулемётного гнезда, преградил самым грубым образом доступ к кегельбану. Австрийский рабочий был такого же роста, как Муромцев, превосходно одет и смотрел на «полковника» с насмешкой и презрением. Так окончилось наше посещение профсоюзного дома отдыха под Веной.