У нас в Крисанте - [2]

— Дайте же леденец, меня ребята ждут.

Господин Пэлтэгуца вздрогнул и недовольно поморщился. Потом вдруг побагровел и с такой силой хватил кулаком по прилавку, что стаканы и рюмки жалобно зазвенели.

— Чего тебе дать? — заорал он в бешенстве. — Мало, что ли, я тебе и твоей матери даю? Убирайся, гаденыш!

Михэлука выскочил как ошпаренный.

Ребята ждали его у калитки.

— Дал он тебе леденец? — крикнул Цаки.

— Нет, он только забрал у меня деньги! — сквозь слезы прошептал Михэлука и громко зарыдал.

Цаки на минуту растерялся, потом презрительно сплюнул.

— Ну и болван же ты! Я сейчас сам пойду! — заявил он, засунув руки в карманы залатанных штанишек и гордо выпятив грудь. — Это же наши деньги!

Ко всеобщему изумлению, Цаки тут же вернулся, гордо размахивая тремя завернутыми в бумажку леденцами.

— Дурак ты, дурак! Господин Пэлтэгуца просто пошутил с тобой! Он сказал, что ты труслив, как заяц! В корчме был дядюшка Та́се, и он мне дал еще два леденца. Сказал, чтобы мы съели их за упокой души его дочерей. Золотой человек дядюшка Тасе!

То что жестянщик Тасе дарил детям Райского предместья леденцы «за упокой души», было еще понятно. Ведь у него обе дочери умерли от чахотки. Зато про возчика деда Ха́деша люди говорили, что он просто впал в детство. Дед Хадеш постоянно возился с ребятами: играл с ними в мяч и в жучок, рассказывал сказки и разные истории. Особенно он любил повторять рассказ про свою старую клячу Арабе́ллу, которую обычно пас на холме.

В молодости Арабелла была лихой кавалерийской лошадью. Дед Хадеш купил ее у одного полковника, которому в свое время Арабелла завоевала пять золотых медалей. Верхом на Арабелле полковник брал препятствия высотой с постоялый двор господина Пэлтэгуцы и всякий раз, как только получал на скачках приз, тут же награждал и Арабеллу — поил ее шампанским из собственной фуражки.

Сама Арабелла равнодушно выслушивала рассказы о своих былых подвигах. А когда дети ее гладили, прядала ушами и, пофыркивая, продолжала щипать своими редкими желтыми зубами жирную траву луговины за кладбищем. Когда-то Арабелла была гладкой вороной лошадкой с тонкими ногами, теперь же ее шерсть потеряла блеск, а на стертой костлявой спине змеились покрытые лишаями и болячками уродливые шрамы.

Но ребята на все это не обращали внимания. В их глазах она все еще была лихим скакуном своей далекой молодости, когда она легко брала барьеры выше постоялого двора господина Пэлтэгуцы, а в награду за золотую медаль пила шампанское из фуражки полковника.

Ребята жили дружно и дразнили друг друга редко, но иногда бывали и жестокими. Именно в такую минуту как-то раз Цаки неожиданно спросил Михэлуку:

— Послушай, Михэлука, отчего твоя мать рехнулась?

Михэлука оцепенел. Но потом быстро взял себя в руки.

— Моя мама не сумасшедшая! — спокойно сказал он, нагнулся и бросил мяч в цель.

— Нет, сумасшедшая: она ходит и разговаривает сама с собой! — не унимался Цаки. — Идет по дороге, бормочет что-то себе под нос и размахивает руками…

Ребята захохотали. Смеялись все: и Ли́кэ — сын почтальона, и Фифи́ца — дочка прачки, и Мо́ки — сын каменщика.

Михэлуке показалось, будто его острым ножом кольнули прямо в сердце. Он задрожал, перед глазами все поплыло, и в следующее же мгновение из расквашенного носа Цаки хлынула кровь.

— Она не сама с собой разговаривает! — в отчаянии крикнул Михэлука. — Она с ангелами говорит!

Цаки опешил. До сих пор Михэлука никогда не лез в драку первым, а тут сразу бросился с кулаками на обидчика, и через секунду оба мальчика молча покатились по траве, колотя друг друга.

Фифица сорвалась с места и бросилась бежать, а Ликэ и Моки заорали во всю глотку — правда, скорее от удивления, чем от страха:

— Дед Хадеш! Дед Хадеш!..

Дед Хадеш мирно спал на траве за пригорком. Рядом с ним паслась Арабелла. Услышав крики ребят, Арабелла вздрогнула, навострила уши, переступила с ноги на ногу, оскалила желтые зубы и заржала.

Дед Хадеш спросонок никак не мог разобрать, в чем дело. А у драчунов уже трещали по швам рубашки и носы стали цвета спелых помидоров.

Разнять ребят оказалось нетрудно — каждый хотел поскорее доказать деду свою правоту…

— Она с ангелами разговаривает! Не сама с собой, а с ангелами! — не сводя умоляющих глаз с деда, твердил Михэлука.

Дед Хадеш задумчиво покрутил кончики усов и погладил жесткой ладонью лицо мальчика.

— Твоя правда, малыш, с ангелами она толкует, с ангелами.

— Но ведь ангелы приходят к нам только во сне! — всхлипывая, возражал Цаки.

Старик ласково провел рукой по его белокурому хохолку и объяснил:

— Ангелы показываются, когда хотят и где им вздумается!

Прижав обоих драчунов к груди, дед думает о том, что им слишком рано пришлось столкнуться с горем, и тихо вздыхает. А мальчишки вырываются у деда из рук, пятятся и готовы снова ринуться в бой…

Но деду хорошо известны самые верные пути к примирению. Он поднимает тряпичный мяч, внимательно его разглядывает и неодобрительно качает головой.

— Ну что это за мяч! Эх, какие я мячи делал в ваши годы!.. — вздыхает он, далеко отбрасывая перевязанный бечевкой тряпичный ком. — Разве это мяч! — пренебрежительно фыркает старик, усаживаясь на траву с таким видом, будто ни о чем больше он рассказывать не намерен, достает свою зеленую, похожую на лягушку табакерку и свертывает цигарку.