У меня есть жизнь - [8]

— Я так не считаю, — и коснулась пальцами его плеча, практически ударив током. Эдвард вздрогнул, ощутив этот знакомый разряд, пробегающей по венам и ударяющий в самое сердце. Электричество. Самое настоящее.

И его присутствие мужчина расценил как предупреждение от собственного сознания. Посчитал его своевременным и верным — нельзя заводить новых связей. Еще старые саднят…

— Благодарю, — сухо произнес он, мгновенно стирая с лица любой намек на улыбку, отстраняясь от девушки и забирая голыми руками, тут же защипавшими от мороза и замерзшие от снежинок, ель со снега, — счастливого Рождества, мисс.

Продавщица понимающе кивнула, за робостью скрыв свою обиду. Поспешно убрала руку, пристыдившись предыдущего жеста, и с подрагивающей улыбкой отозвалась:

— И вам счастливого Рождества, сэр. Спасибо за покупку и… кофе.

Тот удивился такому взгляду. Он не хотел задеть ее и уж точно не имел никакого отвращения к поврежденным пальцам, наоборот, все это время лишь хотел их коснуться, чтобы как следует согреть. А то, что Изель восприняла его реакцию как отторжение… резало. По живому.

Он остановился с ёлкой на полпути к автомобилю. Обернулся, не выдержав, и посмотрел ей в глаза. Прямо в глаза, которые от удивления отвести не успела.

Вернулся быстрее, чем мог ожидать. Подошел слишком близко, все еще не выпуская из рук плюгавенького дерева.

— Изель, — произнес, шумно сглотнув и постаравшись сделать все, чтобы голос не дрожал, — а какие у вас планы на это Рождество?

На ее лбу прорезались несколько морщинок. Порозовевшие щеки, кажется, опять покраснели, но не от холода, а глаза наполнились чем-то волшебным.

— Я… — думала, говорить или не говорить. Но заметив то, с каким ожиданием на нее смотрел поздний покупатель, все же решилась, — я особенного не планирую… равиоли с грибами, теплая ванна… да, ванна. И какой-нибудь фильм, наверное.

От приятных мыслей ее лицо посветлело, глаза мечтательно прикрылись — такие рассуждения явно доставляли ей удовольствие. Все же не согрелась до конца.

— И что же, никого не позовете?

Она мотнула головой, задумавшись.

— Ко мне обычно никто не ходит… да и звать некого.

Эта фраза предала Каллену решимости. Той недостающей, той так жизненно важной. По крайней мере, он хотел попытаться и, если придется, смириться с отказом. Но не уехать, зная, какого Рождества себя лишил.

— Изель, а можно я приду? — тихо спросил он.

Девушка растерялась.

— Я… — выдохнула, стараясь правильно отреагировать, — Эдвард, вы, наверное, просто не представляете себе моей квартиры…

— Мне все равно где она и как выглядит.

Продавщица нервно облизала губы, сведя туже ворот своего пальто. От метели ее волосы снова припорошило снегом.

— Вы просто не видели…

Эдвард всеми силами старался удержать внутри надежду и нетерпение, пряча их все глубже и глубже. Оставляя лицо беспристрастным.

— Значит, это «нет»?

Уголки ее губ опустились, глаза наполнились раскаяньем.

— Я все равно не уйду отсюда раньше, чем через два часа, — сожалеюще произнесла она, поморщившись, — только когда хозяин заберет ели, я смогу… уехать. Вы замерзнете до этого момента.

— Я надену пальто.

Эдварду уже хотелось уйти. Хотелось, проглотив все эти ненужные слова, оставив хоть немного гордости внутри, развернуться и уехать восвояси. Он ненавидел навязчивых людей, он их просто не терпел! И никогда не стал бы таким же, если бы не… своя квартира. При одной-единственной мысли о предстоящем торжестве среди молчаливых темных стен, у него чуть не потемнело в глазах. Пытки, сравнимой по жестокости с этой, еще стоило поискать. А боль заставляет переступать все принципы и, порой, даже самого себя.

— Если так не боитесь холода, то конечно, я буду рада пригласить вас, — его сомнения Изель рассеяла за каких-то полсекунды. Хватило одного взгляда, в котором не было раздражения или нежелания встречать его. Наоборот, ей тоже… хотелось. Может быть не так сильно и не так очевидно, но хотелось. Не смогла скрыть.

— Не боюсь, — с жаром отозвался Эдвард, расслабленно выдохнув, — я подожду. Спасибо за приглашение.

— Пожалуйста, — она очаровательно улыбнулась, посмотрев на него со смущением из-под опущенных ресниц. И теплоты в карих глазах хватило бы, чтобы согреть его не только этой ночью, но и любой другой. Окончательно, без какого-либо пальто.

«Ég á líf».

В двадцать два сорок три, после того как хозяин Изель, Рэй, забрал свой товар в синий микроавтобус и увез в неизвестном направлении, после того, как такси, сменившее Джаса, отпущенного к семье, довезло их на окраину города, к маленькому домишке возле самого поля, Эдвард вошел в квартиру своей новой знакомой, осторожно прикрыв деревянную дверь. В руках у него была ёлка, купленная сегодня в девять, а за спиной сама девушка. «Спасительница», как ему мысленно нравилось ее называть.

Они устроились на диване перед стареньким телевизором и Изель, извиняясь за беспорядок — вслух, и крохотность своего жилья — молчаливо, одними глазами — принесла им по чашке глинтвейна. Это был первый раз, когда Эдварду понравилось вино. Когда он пил его, не гадая, где дно бокала.

Они говорили. Каллен уже не помнил о чем, да и не хотел особенно вспоминать потом, нежась в доселе невиданном по приятности состоянии, но явно были темы о работе, праздниках и развлечениях. Он рассказал Эль, как предложила девушка ее называть, о своей компании, а она ему о тяжком бремени продавца ёлок и не менее тяжком, дизайнерском. Эдвард изогнул бровь и она, смутившись, пояснила, что в остальное время года занимается оформлением залов для свадеб и юбилеев.