Творчество Лесной Мавки - [12]

Кому-то письмо от Музы,

кому-то письмо от Смерти.

Скупа лишь Земная Слава

на вести в осенних конвертах.

Друзьям дальнобойщикам

 Снова душевный простой разговор,

 снова шумит добрый старый мотор,

 а за окном деревушки мелькают.

 Знаю, дорога — суровый отбор,

 здесь не остался ни подлый, ни вор —

 честных она выбирает.

 Знаю, у трассы законы свои:

 видишь беду — тормозни, помоги,

  истина жизни простая.

 Нас испытала дорогами Русь.

 Здесь не остался ни слабый, ни трус —

 сильных она выбирает.

 А в городах что ни слово, то ложь,

 а в городах продаются за грош.

 В верстах безкрайних правду найдешь:

 лучших камаз выбирает.

Искатели солнца

 Все мы знаем, почем он фунт лиха

 и почем шоферская верста.

 Что ж, поедем за солнышком тихо.

 Только с виду дорога проста.

 Солнце мчится дугою над трассой,

 словно знак, разрешающий гнать.

 На чужих перекрестках опасных

 оно будет, как друг, защищать.

 Солнце, рыжая жар-птица,

 просто в руки не дается,

 впереди машины мчится,

 в лобовое нам смеется.

 Городов мы лишь видим обрывки

 лоскутами окраин цветных.

 Тучи хмурые чешут загривки

 о дома, и нет радости в них.

 Нас прозвали «Искатели солнца»,

 одержимых мечтой для людей —

 в затемненные болью оконца

 бросить горсть огнекрылых лучей.

Дочерние стихи

Рождает мать дитя, а не поэта

В.О.

* Иногда мне, как малым детям, *

Иногда мне, как малым детям,

снится, будто летать умею.

Но охвачены болью плечи,

как отхлестанные кнутом.

Крылья заживо обрубили,

значит, душу мою убили,

и швырнули меня на землю,

в непринявший, чужой мне дом.

Но рассвет зажигает свечи,

на плечах заживают шрамы,

и довольно раскинуть руки,

чтоб в пречистое небо лететь.

Я ребенок малый. Я верю -

дочь простит и полюбит мама,

будет свет вместо жалящей муки

на любимой моей земле.

И пока я летать умею

невесомой, безбольной тенью,

я для мамы сбираю звезды,

как цветы на лугу весеннем.

Лишь боюсь, что они завянут

в доме том, где живу ненужной.

Лишь боюсь вместо крыльев раны

поутру опять обнаружить.

Но пока я летать умею

невесомой, безбольной тенью,

я для мамы сбираю звезды,

как цветы на лугу весеннем.

* Словно у двери закрытого храма *

 Словно у двери закрытого храма

 В зимнем, слепом да неблизком краю —

 У изболевшей души твоей, мама,

 Калекой, чужой прихожанкой стою.

 Может, невольно я варваром стала?

 Держит за горло смертельная тьма.

 Верно, когда я живая сгорала —

 Выла, металась — и храм подожгла.

 Поздно. Не смею молить о прощеньи.

 Ты не откроешь для грешной врата.

 И убегу нераскаянной тенью

 Куда-то, где хищная ждет темнота.

* Дочь — обломленная ветка. *

 Дочь — обломленная ветка.

 Ранним цветом — белым хмелем,

 Ранним цветом — тайной болью, —

 Ветка для чужого дома.

 Корни древа — память-горечь.

 Листья-дни — обрывки жизни:

 Отшумят и разлетятся…

 Яблоня простит прощанье.

   Дочь — отломленная ветка.

* Мама, *

 Мама,

 мученица моя мама!

 Верно, дитяти твоему

 кто-то подменил душу:

 мою вынул,

 а вложил Каинову.

 Прости меня!

* Наша горькая вражда — *

 Наша горькая вражда —

 Спор серпа с травою дикой.

 От жестоких слов твоих

 Рухну мертвой повиликой.

 Не на равных этот бой.

 Не чужие мы с тобой.

 Поле в росах, как в крови,

 У травинок рвутся жилы.

 Не прошу твоей любви —

 Я ее не заслужила.

 Ночь подходит. Кончен спор.

 Травы горькие — в костер.

Серебро и чернь

Александру Блоку

1

 Душа распахнута, как горница,

 где много лет никто не жил.

 Лишь рыжий месяц, друг бессонницы,

 в окно разбитое светил.

 Да яблоня, морозом битая,

 молилась хрипло у стены…

 Душа моя, изба раскрытая,

 приют пустынной тишины.

 Придет Хозяйка, Дева тихая,

 очаг застылый разожжет

 и вековую пыль усталости

 с иконы бережно сотрет.

2

 Сквозь хрупкий мир иное брезжит,

 что ведать людям не к добру.

 Я видел, как на кольцах режут

 узоры, чернь по серебру.

 Я здесь скиталец, Божий странник,

 мне режет плечи память крыл,

 когда перо бумагу ранит

 и проступает кровь чернил.

 Я расскажу вам поднебесье,

 иной чертог, желанный мир.

 Пусть душу, серебра чудесней,

 клеймит безумьем ювелир.

 Уйду, осмеянный живыми.

 Но в Судный, покаянный день

 я разгадаю знак и имя

 на грозном ангельском щите.

3

 Первая заря

 упадет в поля,

 заметает путь

 вьюгой снежною.

 Это — страсть моя,

 тяга зверева,

 нелюбовь моя,

 участь грешная.

 Другая заря

 упадет в поля,

 птицей дикою

 в потемь затужит —

 это боль моя,

 нелюбовь моя,

 заколдованный, с нею век прожил.

 Третья зоренька

 на снега падет

 и укажет путь,

 горе отведет.

 Это — тайная, долгожданная,

 та единая необманная,

 что в чаду людском

 стала мне сестрой,

 мне пропащему

 стала свет-зарей,

 от нее судьба

 светом полнится,

 за меня она

 у престола дня —

 на колени в снег —

 слезно молится.

Письмо Елизаветы Пиленко Александру Блоку

 Я принесла Вам нынче на заре

 лукошко яблок

 и свою покорную, живую душу.

 Я постучалась с этой ношей радостной

 у белого, высокого крыльца.

 Мне не стыдно моих скромных даров.

 Яблоки были прекрасны.

 Они пахли летом и солнцем,

 соловьиным щебетом и звездопадом,

 они доверчиво светились

 в берестяном лукошке.

 И не пахли ни чуточки

 приближением осени.

 А душа, как голубка,

 льнула к Вашим мудрым рукам.

… Но Вам привезут из города

 заграничные крупные, яркие яблоки.

 И что Вам до моей души.

ЗВЕЗДНЫЙ ГОСТЬ (Сергей Есенин в Баку)

1. Встреча с Каспием