Творчество - [7]
— Так, — подтвердил Веденин. — А ты...
— А я... Помню, Костя. Можешь не подсказывать... Ну, а я почитался жрецом чистой живописности, искусства, поднятого над прозаической жизнью. И всегда, с молодых наших лет, спорили мы с тобой — ожесточенно, чуть ли не враждуя... Что было, то было. Из песни слов не выкинешь. Однако другие времена — другие песни.
— Каким же ты стал теперь? — спросил Веденин.
— Каким?.. Я же сказал тебе... Освод!
— И это все?
Векслер лишь усмехнулся, пожал плечами:
— Меньше всего собираюсь, Костя, услаждать тебя своей персоной. Жизнь моя с твоей, громкокипучей, ни в какое сравнение не идет.
Веденин сделал нетерпеливый жест: на этот раз ему послышалась и насмешка и явная фальшь. Но взор Петра Аркадьевича выражал все такое же чистосердечие.
— Нет, Костенька, я не сторонник самоуничижения. Попросту трезво отношусь к происходящему. Да, другие времена — другие песни. Реалистическое искусство нынче в чести, фигурально говоря — занимает господствующие позиции. Социалистический реализм! Слова-то какие! Что же меня касается... За пятьдесят перевалило, силы уже не те, переучиваться поздно. Вот и тружусь потихоньку, довольствуюсь малым... Да ты, Костенька, никак удивлен?
— Признаться, Петр, не понимаю тебя. Ты говоришь: другие времена — другие песни?.. Правильно, время идет только вперед! Но ведь время, которое мы прожили, в котором сейчас живем... Оно наполнено такими событиями, такой ломкой всех старых представлений, таким гигантским переустройством...
— Верно. Что ни слово — сущая правда. Верно — большое время, крутое, суровое, напряженное!.. Но что же делать — нет у меня соответствующего дыхания... Точка! Довольно обо мне. Лучше поведай, как ты живешь.
— Работаю. Много работаю. Занят новым полотном. Рассчитываю закончить к всесоюзной выставке.
— И какую же тему избрал?
— Сталелитейный цех. Момент, когда выдается плавка.
— Так, так!.. Что ж, вполне удачная тема — актуальная, своевременная. Заранее готов поздравить с успехом.
— В нашем деле, Петр, заранее поздравлять никогда не следует.
— Тебя-то можно!.. Думаешь, все эти годы не следил за тобой? Нет, Костенька, хоть и плохо встретились мы в последний раз, на выставке двадцать третьего года, — попрежнему внимательно следил. На выставках бывал, видел новые твои работы. И убеждался — всюду тебе сопутствует успех!.. В Обществе живописцев занимал ведущее положение, перешел в ряды АХРРа — и там незыблемым авторитетом пользовался. Да и теперь... Член правления союза, каждая новая работа встречается с одобрением, а некоторые — например, «На пороге жизни» — почитаются уже почти как классика... Кстати, с Павлом Семеновичем Бугровым успел повидаться?
— Нет еще. Почему спрашиваешь?
— К слову пришлось. Недавно делал доклад о перспективах советской живописи. И о тебе говорил, с большим уважением говорил. А товарищ Бугров — он ведь угловатый, колючий, из другого теста, чем те искусствоведы, к которым мы привыкли... Вот и порадовался за тебя,
И все же было нечто, мешавшее Веденину поверить в искренность этих излияний. Голос Векслера звучал все более благодушно, но глаза не менялись, оставались холодными, пустыми стекляшками.
— Спасибо, Петр, за добрые слова. Однако ты предупредил, что давно хочешь со мной побеседовать. О чем же?
— Ишь, Костенька, память у тебя какая!.. Действительно, собирался кое о чем спросить.
— Спрашивай.
— Да уж и не знаю...
Векслер поднялся с тахты, покачал головой над спящим Георгиевским, прошелся по комнате, приподнял плечи:
— Уж и не знаю... Пустяшный вопрос.
— Я слушаю.
— Какой же ты, Костя, настойчивый... Что ж, гостю ни в чем нельзя отказывать!
Снова сел рядом с Ведениным, на этот раз вплотную:
— Хотелось спросить... Только на чистоту отвечай... Ну, а сам доволен тем, что сейчас пишешь?
— Почему ты спрашиваешь? — нахмурился Веденин.
— Почему? Предположим, из любопытства. Приверженность жизни и жизнь, воплощенная на полотнах... Трудная ведь штука — соблюсти в этом полную гармонию? Как находить?
Спросил и пригнулся выжидающе к Веденину. Но уже через секунду рассмеялся, хлопнул в ладоши.
— Можешь не отвечать. Был вопрос и — ау! Нет в нем больше надобности. Стоит, милый Костя, поглядеть на тебя, чтобы сразу понять — все у тебя благополучно, задумываться тебе не о чем. Да и в самом деле — кисть опытная, темы выбираешь умело... Улыбнись же! Сейчас ты напоминаешь одну гравюру: не помню только — Данте на ней или какая другая мятежная личность. Такие же сжатые губы и пронзительные глаза... Улыбнись и забудь мой вопрос!
— Нет, Петр, я отвечу... Я не всем доволен.
— Да что ты!.. Может ли быть? И по какой такой причине?
— Этого тебе не понять... Да, работаю, много работаю. И все же... Причина? Во всяком случае не та, какую тебе хотелось бы услышать!
Резко встал. И Векслер вскочил. Он казался смущенным, замахал руками:
— Ну вот! Ну вот! Никак обиделся?.. Извини великодушно старческую болтливость... Так-таки хочешь уходить? Да погоди. Мишку разбужу, чокнемся еще разок, напоследок... Чокнемся за отсутствующих! И в первую очередь за Андрюшу Симахина. Бедняга особенно сейчас нуждается в дружеских пожеланиях.
Книга, в которой цирк освещен с нестандартной точки зрения — с другой стороны манежа. Основываясь на личном цирковом опыте и будучи знакомым с некоторыми выдающимися артистами цирка, автор попытался передать читателю величину того труда и терпения, которые затрачиваются артистами при подготовке каждого номера. Вкладывая душу в свою работу, многие годы совершенствуя технику и порой переступая грань невозможного, артисты цирка создают шедевры для своего зрителя.Что же касается названия: тринадцать метров — диаметр манежа в любом цирке мира.
В книгу ленинградского писателя Александра Бартэна вошли два романа — «На сибирских ветрах» и «Всегда тринадцать». Роман «На сибирских ветрах» посвящен людям молодого, бурно развивающегося города Новинска, за четверть века поднявшегося среди вековой сибирской тайги. Герои романа — рабочие, инженеры, партийные и советские работники, архитекторы, строящие город, артисты Народного театра. Люди разных специальностей, они объединены творческим отношением к труду, стремлением сделать свой город еще красивее.
Эта книга — о цирке. О цирке как искусстве. О цирке как части, а иногда и всей жизни людей, в нем работающих.В небольших новеллах читатель встретит как всемирно известные цирковые имена и фамилии (Эмиль Кио, Леонид Енгибаров, Анатолий Дуров и др.), так и мало известные широкой публике или давно забытые. Одни из них всплывут в обрамлении ярких огней и грома циркового оркестра. Другие — в будничной рабочей обстановке. Иллюзионисты и укротители, акробаты и наездники, воздушные гимнасты и клоуны. Но не только.
Валентин Петрович Катаев (1897—1986) – русский советский писатель, драматург, поэт. Признанный классик современной отечественной литературы. В его писательском багаже произведения самых различных жанров – от прекрасных и мудрых детских сказок до мемуаров и литературоведческих статей. Особенную популярность среди российских читателей завоевали произведения В. П. Катаева для детей. Написанная в годы войны повесть «Сын полка» получила Сталинскую премию. Многие его произведения были экранизированы и стали классикой отечественного киноискусства.
Книга писателя-сибиряка Льва Черепанова рассказывает об одном экспериментальном рейсе рыболовецкого экипажа от Находки до прибрежий Аляски.Роман привлекает жизненно правдивым материалом, остротой поставленных проблем.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книгу известного грузинского писателя Арчила Сулакаури вошли цикл «Чугуретские рассказы» и роман «Белый конь». В рассказах автор повествует об одном из колоритнейших уголков Тбилиси, Чугурети, о людях этого уголка, о взаимосвязях традиционного и нового в их жизни.
В повести сибирского писателя М. А. Никитина, написанной в 1931 г., рассказывается о том, как замечательное палеонтологическое открытие оказалось ненужным и невостребованным в обстановке «социалистического строительства». Но этим содержание повести не исчерпывается — в ней есть и мрачное «двойное дно». К книге приложены рецензии, раскрывающие идейную полемику вокруг повести, и другие материалы.
Сергей Федорович Буданцев (1896—1940) — известный русский советский писатель, творчество которого высоко оценивал М. Горький. Участник революционных событий и гражданской войны, Буданцев стал известен благодаря роману «Мятеж» (позднее названному «Командарм»), посвященному эсеровскому мятежу в Астрахани. Вслед за этим выходит роман «Саранча» — о выборе пути агрономом-энтомологом, поставленным перед необходимостью определить: с кем ты? Со стяжателями, грабящими народное добро, а значит — с врагами Советской власти, или с большевиком Эффендиевым, разоблачившим шайку скрытых врагов, свивших гнездо на пограничном хлопкоочистительном пункте.Произведения Буданцева написаны в реалистической манере, автор ярко живописует детали быта, крупным планом изображая события революции и гражданской войны, социалистического строительства.