Творчество - [6]
Вскочив с проворством, непостижимым при его тучности, Векслер снова устремился в коридор:
— Погоди, Костенька, сейчас и не так удивишься! Сейчас, сейчас!..
Пока он отсутствовал, Веденин окинул взглядом развешенные по стенам этюды. Он давно не видел работ Петра Аркадьевича — этого неистовства красок, кричащего торжества светотени. И отметил про себя: «Все тот же распад формы, все та же абстракция. Неужели он никуда от этого не ушел?»
Векслер вернулся с немолодым, тощим человеком. Подтолкнул его вперед и крикнул:
— А это кто? Изволь догадаться!
Человек стоял перед Ведениным в позе робкой и приниженной. Очки и лысинка поблескивали, руки стискивали потертый портфель.
— Право, не могу узнать.
— А ты вглядись. Ты смотри внимательнее.
— Нет, не узнаю.
— Не узнаешь? — воскликнул Векслер с каким-то горьким злорадством. — Это же Мишка Георгиевский!
Да, теперь Веденин наконец узнал все такого же робкого, пугливого Мишу Георгиевского, — над его ограниченными способностями вволю когда-то потешались сотоварищи по академии.
— Ну, вот мы и в сборе, — заявил Векслер, едва Веденин успел поздороваться с Георгиевским. — Мишка недавно в Белокаменной появился. Вернулся из многолетних странствий... Хватит, хватит разглядывать друг друга. Помоги, Мишка, накрыть праздничный стол.
Стол был накрыт, придвинут к тахте. Появилась закуска, вино.
— Сейчас, Костенька, сейчас! Сгораю от нетерпения поднять бокал за твою моложавость, твои успехи!
Потом, когда первый бокал был осушен, Веденин, снова скользнув взглядом по стенам, спросил:
— Ну, а теперь ты чем занимаешься, Петр?
— Только не этим, не этим! Ты на этюды не смотри, — от прежнего времени сохранились, к нынешней моей жизни отношения не имеют... Теперь другой работой занят!
И показал на большой холст. Холст был прикрыт куском линялой материи.
— К новой картине приступил. Только извини: пока никому не показываю. Гляди, грязная тряпица прикрывает холст. Однако час настанет — сорву эту тряпку.
Горделиво взмахнув рукой, Векслер замер в напыщенной позе. Но тут же рассмеялся:
— А ты и поверил, Костенька?.. Нет, картину, ежели и напишу, лишь для себя самого. Обнародовать не собираюсь. Если же всерьез говорить о нынешних моих делах...
Помолчал, скривил губы и будто не произнес, а выплюнул:
— Освод!
— Это что за премудрое слово?
— Ничуть не премудрое. Общество содействия спасению на водах.
— Но ты тут при чем?
— Иллюстрирую серию плакатов о правилах пользования спасательными снарядами. Работка, разумеется, не ахти творческая, но уж зато полезная... Души людские из водных пучин помогаю извлекать!
Все с таким же удивительным проворством Векслер подскочил сзади к Георгиевскому и цепко подхватил его под мышки:
— Выше голову, дружище! Держись за меня, как за спасательный круг! Выпьем сейчас и за твое преуспевание!
Выпили. Тогда Веденин спросил и Георгиевского о теперешних его занятиях. Георгиевский точно дожидался этого вопроса: он с поспешной готовностью раскрыл свой портфель (Веденин заметил, что края портфеля обметаны серыми нитками), извлек из него тоненькие книжки, вернее брошюры, напечатанные различными ведомственными — агрономическими, лесотехническими, ветеринарными и прочими издательствами.
— Вот, понимаешь ли, специализируюсь на оформлении книг. До того за многое хватался, многое испробовал, но не имел удачи. А жить-то надо, кормиться-то надо?.. Вот и решил книжную графику испробовать. Увлекательная, понимаешь ли, работа!
Рисунки на обложках были слабые. У Веденина не хватило духу сказать о них что-либо положительное.
Впрочем, Векслер пришел на помощь:
— Складывай, Мишка, свою литературу. Не о том говорить сегодня надо... Помянем лучше молодость, светлую нашу младость!
Он выпил, не дожидаясь Веденина. И Георгиевский жадным залпом осушил свой бокал. Георгиевский словно боялся, что его могут увести от стола: и ел и пил с какой-то судорожной торопливостью. Вскоре захмелел. Полез к Веденину целоваться, невнятно начал что-то напевать...
Нет, ничего не удавалось. Тошной мутью оборачивалась встреча. «И поделом мне, — рассердился на себя Веденин. — Какие имел основания ждать другого?»
Когда же Георгиевский, окончательно захмелев, откинулся на тахте и задремал, Веденин поднялся:
— Спасибо, Петр, за гостеприимство.
— Ты что, с ума сошел? Не отпущу!
— Нет, серьезно, пора. Жена беспокоиться будет.
— Вот как? С Ниной Павловной пожаловал?.. Попрошу передать почтительнейший привет. Надеюсь, помнит меня?.. И все-таки не отпущу. Так и скажешь: не отпустил — и баста!.. Я ведь, Костя, давно дожидаюсь случая с тобой побеседовать.
Кинул на Веденина внезапно протрезвевший взгляд и придвинулся ближе:
— Ну как, удачно навестил Симахина?
— К сожалению, не застал. Уехал в командировку.
— В командировку? Ах, вот как!.. Впрочем, оно и понятно!
Веденин насторожился: в последних словах ему послышался какой-то тайный смысл.
— Что ты хочешь этим, Петр, сказать?
— Ничего особенного. У тебя ведь с Андрюшей одинаковая пытливость, я бы даже сказал — приверженность жизни. Как же, как же, Костенька, — не раз читал твои высказывания. Ты ведь всегда отстаиваешь один и тот же тезис — что художник обязан ощущать себя работником жизни, что самый труд художника должен быть жизненным поступком, деянием, вмешательством в жизнь... Разве не так?
Книга, в которой цирк освещен с нестандартной точки зрения — с другой стороны манежа. Основываясь на личном цирковом опыте и будучи знакомым с некоторыми выдающимися артистами цирка, автор попытался передать читателю величину того труда и терпения, которые затрачиваются артистами при подготовке каждого номера. Вкладывая душу в свою работу, многие годы совершенствуя технику и порой переступая грань невозможного, артисты цирка создают шедевры для своего зрителя.Что же касается названия: тринадцать метров — диаметр манежа в любом цирке мира.
В книгу ленинградского писателя Александра Бартэна вошли два романа — «На сибирских ветрах» и «Всегда тринадцать». Роман «На сибирских ветрах» посвящен людям молодого, бурно развивающегося города Новинска, за четверть века поднявшегося среди вековой сибирской тайги. Герои романа — рабочие, инженеры, партийные и советские работники, архитекторы, строящие город, артисты Народного театра. Люди разных специальностей, они объединены творческим отношением к труду, стремлением сделать свой город еще красивее.
Эта книга — о цирке. О цирке как искусстве. О цирке как части, а иногда и всей жизни людей, в нем работающих.В небольших новеллах читатель встретит как всемирно известные цирковые имена и фамилии (Эмиль Кио, Леонид Енгибаров, Анатолий Дуров и др.), так и мало известные широкой публике или давно забытые. Одни из них всплывут в обрамлении ярких огней и грома циркового оркестра. Другие — в будничной рабочей обстановке. Иллюзионисты и укротители, акробаты и наездники, воздушные гимнасты и клоуны. Но не только.
Валентин Петрович Катаев (1897—1986) – русский советский писатель, драматург, поэт. Признанный классик современной отечественной литературы. В его писательском багаже произведения самых различных жанров – от прекрасных и мудрых детских сказок до мемуаров и литературоведческих статей. Особенную популярность среди российских читателей завоевали произведения В. П. Катаева для детей. Написанная в годы войны повесть «Сын полка» получила Сталинскую премию. Многие его произведения были экранизированы и стали классикой отечественного киноискусства.
Книга писателя-сибиряка Льва Черепанова рассказывает об одном экспериментальном рейсе рыболовецкого экипажа от Находки до прибрежий Аляски.Роман привлекает жизненно правдивым материалом, остротой поставленных проблем.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книгу известного грузинского писателя Арчила Сулакаури вошли цикл «Чугуретские рассказы» и роман «Белый конь». В рассказах автор повествует об одном из колоритнейших уголков Тбилиси, Чугурети, о людях этого уголка, о взаимосвязях традиционного и нового в их жизни.
В повести сибирского писателя М. А. Никитина, написанной в 1931 г., рассказывается о том, как замечательное палеонтологическое открытие оказалось ненужным и невостребованным в обстановке «социалистического строительства». Но этим содержание повести не исчерпывается — в ней есть и мрачное «двойное дно». К книге приложены рецензии, раскрывающие идейную полемику вокруг повести, и другие материалы.
Сергей Федорович Буданцев (1896—1940) — известный русский советский писатель, творчество которого высоко оценивал М. Горький. Участник революционных событий и гражданской войны, Буданцев стал известен благодаря роману «Мятеж» (позднее названному «Командарм»), посвященному эсеровскому мятежу в Астрахани. Вслед за этим выходит роман «Саранча» — о выборе пути агрономом-энтомологом, поставленным перед необходимостью определить: с кем ты? Со стяжателями, грабящими народное добро, а значит — с врагами Советской власти, или с большевиком Эффендиевым, разоблачившим шайку скрытых врагов, свивших гнездо на пограничном хлопкоочистительном пункте.Произведения Буданцева написаны в реалистической манере, автор ярко живописует детали быта, крупным планом изображая события революции и гражданской войны, социалистического строительства.