Творчество - [4]

«Из гостиницы сразу же позвоню Бугрову. Если встретиться с ним удастся в этот же день, беседа, вероятно, затянется. Если же не встречусь...»

— Собираюсь, Нина, нагрянуть к Симахину. И отругать его хорошенько!

— Чем же провинился Андрей Игнатьевич?»

— Молчанием! Три месяца, как ни одного письма, ни одной строчки!

— Наверное, был занят. Ты ведь тоже, когда работаешь над картиной...

— Это все так. И все-таки не оправдание. Явлюсь и призову к строжайшему ответу.

— Спи, Костя, спи!..

Вскоре Веденин заснул и проснулся уже под Москвой: вернее, Зоя разбудила, сдернула простыню.

Посмотрел на ее тоненькую, гибкую фигуру и подумал: «Да, быстро летит время!.. Давно ли была девчонкой. И вот уже студентка. Еще несколько лет — инженер-строитель... Чудеса!»

Всю дорогу от вокзала до гостиницы Зоя не переставала восхищаться стремительным движением на магистралях столицы, густым круговоротом площадей, величественностью новых зданий... И сразу убежала:

— Не хочу терять ни одной минуты!

Веденин помог жене распаковать вещи и тоже решил не терять времени: позвонил в оргкомитет Союза художников, справился, по какому телефону найти Бугрова.

— Павел Семенович, вероятно, в Третьяковской галерее. Выставочный комитет переехал туда.

Веденин позвонил по указанному номеру, и удачно: Бугров оказался на месте.

— Здравствуйте, Константин Петрович. Сегодня ночью, разговаривая с Ленинградом, узнал о вашем выезде. Когда хотели бы встретиться?

— На ваше усмотрение, Павел Семенович.

— В таком случае... Навалились сегодня непредвиденные дела. Не возражаете, если перенесем на завтра?.. Буду ждать завтра к часу дня.

Веденин опустил трубку. Значит, сегодняшний день ничем не занят?.. Он уже собирался предупредить Нину Павловну, что пойдет к Симахину, но раздался телефонный звонок.

— Костенька, ты? Пламенно приветствую! (Голос звучал глухо, с заметной одышкой. )

— Кто говорит? — спросил Веденин.

— Не узнаешь? Впрочем, не обижаюсь...

— Но кто говорит?..

— Ага, заинтригован?.. Лучше по совести скажи — не забыл академию? Старинного товарища своего, Петра Аркадьевича Векслера, не забыл?

— Петр?

— Истинно так. Случайно оказался в союзе, когда ты звонил. Вот и решил отыскать. И не только отыскать... Давай, милый Костя, посмотрим друг на друга. Безмерно буду счастлив, ежели ко мне пожалуешь.

Веденин помолчал. Слишком отчетливым было воспоминание о последней встрече.

— Спасибо, Петр, за приглашение. Однако боюсь...

— Не смей отказываться. Никаких отговорок!

— Боюсь, что не смогу. Завтра весь день занят, а сегодня мне необходимо побывать у Симахина.

— Вот и чудесно! Мы же с Андрюшей почти соседи. Он на набережной, а я неподалеку в переулочке. Прямо от него ко мне и шагай. Адрес запиши. Жду непременно. До самой скорой встречи!

— Кто это звонил? — спросила Нина Павловна.

— Петр... Петр Аркадьевич...

— Векслер?.. Но ведь ты... Ведь ваши отношения...

— Правильно, Нина. Я ничего не забыл. Даже ощущение брезгливости сохранилось... А все-таки интересно, как сказалось на Петре Аркадьевиче прожитое время? Шутка сказать — не виделись двенадцать лет!

— Пойдешь к нему?

— Прежде всего к Андрею. Ну, а потом... Не знаю. Еще не решил.

Едва Веденин оказался на улице, как им овладело предвкушение близкой встречи.

Он любил бывать в мастерской Симахина: каждый предмет в ней говорил о вкусах и наклонностях хозяина. На первый взгляд обстановка мастерской могла показаться беспорядочной. Между этюдами на стенах висели и принадлежности туриста, и рыболовные снасти, и охотничье ружье. Под мольбертом лежали высокие болотные сапоги. Тюбики красок могли быть перемешаны с шахматными фигурами. На столе, в углу мастерской, — куски минералов, пестрые кустарные игрушки, коробки трубочного табака, карты, исчерченные синими карандашными маршрутами. Полки до отказа забиты книгами и журналами... Но, самое удивительное, при всей своей разнородности все эти предметы превосходным образом дополняли друг друга. И столь же превосходно соответствовали коренастому, энергично двигающемуся их владельцу.

Веденин невольно убыстрил шаги. «Ох, и достанется же сейчас Андрею! Скрылся, замолк, пропал... А ну-ка, голубчик, изволь отчитаться! И картину новую показывай!»

Вскоре вышел на набережную Москвы-реки. Со стороны Крымского моста по реке скользили легкие байдарки. Они скользили у подножья высоких каменных домов, из окон которых открывался широкий вид на Замоскворечье.

Закинув голову, Веденин отыскал балкон, примыкавший к мастерской Симахина. Сколько раз на этом балконе разгорались жаркие споры. Андрей Симахин оставался таким же, каким Веденин помнил его со студенческих лет, — спорщиком, бунтарем. Спорить любил до самозабвения. А потом вдруг со смехом обнаруживал: «Но ведь между нами, Костя, нет никаких расхождений!»

Все это вспомнил Веденин, входя в подъезд, облицованный гранитными плитами. Лифт поднял его на восьмой, последний этаж.

Широкий коридор в обе стороны уходил от лестничной площадки. После уличного шума он казался особенно тихим. Нажав кнопку звонка, Веденин приготовился услышать знакомые звуки: сейчас раскроется дверь из мастерской в прихожую, послышатся быстрые шаги Симахина, он громко спросит: «Кто там?», и тогда...