Творчество - [35]

Шрифт
Интервал

С каждой фразой речь Голованова звучала все настойчивее:

— Мы спорим — что же такое социалистический реализм? Иные пытаются представить дело так, будто наш метод подменяет реальную жизнь утопическим изображением будущей жизни. Как же это назвать? Заблуждением, умышленным вульгаризаторством?.. Как может советский художник стать утопистом, если наше завтра зреет в сегодняшнем дне, в той гигантской работе, которой сегодня живет вся страна?.. Жданов призывал смотреть в наше завтра, видеть жизнь в революционном развитии. Это и есть, Константин Петрович, новая вершина!

— Ты прав, — ответил Веденин. — Но ты не понял меня. Я же предупредил, что не намерен расписываться в крушении. Не намерен. Дальше буду искать. И если найду, если найду калибр...

— Ты имеешь его!

Веденин порывисто подался вперед, точно требуя немедленного ответа.

— Имеешь! — громко повторил Голованов. — Говоришь — суровое и прекрасное время? Да, жизнь потому и прекрасна, что наши люди, советские люди, страсть и жажду вносят в свой труд. Потому и достойны большого искусства, что жизнь их велика, как никогда на земле!.. Хочешь знать, какой калибр?.. Человек. Наш человек. Все от него, и все для него!.. Не потому ли... Подумай, Константин Петрович, не потому ли отказываешься работать дальше, что этим калибром еще не овладел?


17

У подъезда поджидала Маша.

— Константин Петрович, он здесь.

— Кто?

— Мужчина тот самый. Вчера еще приходил. Уж такой настойчивый — на дачу пришлось отослать. А теперь воротился и не желает уходить. На лестнице дожидается... А я со двора выбежала предупредить.

Веденин строго посмотрел на взволнованную домработницу:

— Возвращайтесь и откройте дверь.

Войдя в подъезд, прислушался: ни звука. Может быть, ушел?.. Однако поднявшись на площадку второго этажа, увидел человека в сером костюме. Человек сидел на подоконнике, поза его говорила: «С места не сдвинусь, пока не дождусь!»

— Вы ко мне? — спросил Веденин.

— Константин Петрович?.. В таком случае к вам. Моя фамилия Рогов. Извините, что беспокою. Но у меня неотложное дело.

— Идемте.

Маша отворила и тотчас скрылась.

— Идемте, — повторил Веденин и провел посетителя прямо в мастерскую (солнце к этому часу ушло за крыши, предвечерняя тень затушевывала полотна).

Сев в предложенное кресло, Рогов с облегчением вздохнул:

— Убить мало вашу домработницу. Из-за нее на дачу прокатился.

Веденин промолчал. Не одобряя фантазии Маши (кто просил сообщать дачный адрес?), он не находил оправданий и этой чрезмерной настойчивости.

— Курить разрешите?

— Курите.

— Могу предложить?

— Спасибо. Не курю.

— Правильно поступаете. Никотин!

Рогов осуждающе взглянул на вынутую папиросу, но это не помешало ему с жадностью затянуться.

— Так вот, Константин Петрович, какое привело к вам дело...

Только сейчас Веденин заметил, с какой привычной простотой обращается к нему посетитель.

— Приходилось ли вам слыхать о таком городе — Крутоярске?

— Да, слыхал. Но лично мне не довелось...

— Понятно. Город молодой, недавний. От того городка, что значился на картах Российской империи, одно название сохранилось. Да и какой был городок? Село, большое купеческое село. Ну, а теперь...

Из внутреннего кармана пиджака Рогов вынул свернутую кальку. Она накрепко была перевязана шнурком, узел никак не хотел развязаться.

— Давайте-ка я попробую, — предложил Веденин.

Он все еще осуждал вторжение Рогова, но невольно отметил про себя размах его плеч, упрямый, даже чуть бодливый наклон скуластого лица, крупные пальцы мастерового.

— Ничего, ничего. Сам одолею. Можно сказать, специально для вас прихватил.

Шнурок поддался. Желтоватый лист с легким треском развернулся.

— Пожалуйста. Ознакомьтесь. Мне думается, для вас это немаловажно.

Веденин кинул недоуменный взгляд, но Рогов подтвердил свои слова кивком головы.

— В условных знаках разбираетесь? Сейчас объясню, ничего сложного!.. Итак, перед вами уже не городок, а город, краевой центр Крутоярск. В нынешней экономике Сибири занимает серьезное место. Еще бы! Разведаны и эксплуатируются богатейшие залегания ценной руды. О прежнем купеческом селе редко кто и помнит. Глядите-ка, все новые предприятия!.. Кстати, любопытно отметить, — и в кустарном деле наблюдается новизна. Резьба по дереву — давнишний крутоярский промысел. Но, посмотрите, и в этом промысле перемены.

Рогов протянул портсигар. Ветвистый орнамент на крышке был своеобразен, овальной цепью вился вокруг таежного пейзажа, пересеченного стройными фермами подвесной железной дороги.

— Правда, любопытный образец? А знаете, кто вырезал? Старый дед, лет за восемьдесят. Доводилось мне с этим дедом беседовать. Говорит, нынче по старым образцам резать грешно. Это, говорит, все равно, что людям глаза закрывать.

Веденину хотелось поближе разглядеть искусную работу резчика, но Рогов, отобрав портсигар, снова наклонился над планом города.

— Вот он, наш Крутоярск!.. Лежит к нему дорога через тайгу. Дикие места, но прекрасные: Сотни километров нетронутой чащобы. А потом — особенно красиво, если подъезжать на восходе солнца! — потом за рекой открывается город...


Еще от автора Александр Александрович Бартэн
Всегда тринадцать

Книга, в которой цирк освещен с нестандартной точки зрения — с другой стороны манежа. Основываясь на личном цирковом опыте и будучи знакомым с некоторыми выдающимися артистами цирка, автор попытался передать читателю величину того труда и терпения, которые затрачиваются артистами при подготовке каждого номера. Вкладывая душу в свою работу, многие годы совершенствуя технику и порой переступая грань невозможного, артисты цирка создают шедевры для своего зрителя.Что же касается названия: тринадцать метров — диаметр манежа в любом цирке мира.


На сибирских ветрах. Всегда тринадцать

В книгу ленинградского писателя Александра Бартэна вошли два романа — «На сибирских ветрах» и «Всегда тринадцать». Роман «На сибирских ветрах» посвящен людям молодого, бурно развивающегося города Новинска, за четверть века поднявшегося среди вековой сибирской тайги. Герои романа — рабочие, инженеры, партийные и советские работники, архитекторы, строящие город, артисты Народного театра. Люди разных специальностей, они объединены творческим отношением к труду, стремлением сделать свой город еще красивее.


Под брезентовым небом

Эта книга — о цирке. О цирке как искусстве. О цирке как части, а иногда и всей  жизни людей, в нем работающих.В небольших новеллах  читатель встретит как  всемирно известные цирковые имена и  фамилии (Эмиль Кио, Леонид Енгибаров, Анатолий  Дуров и др.), так и мало известные широкой публике или давно забытые. Одни из них  всплывут в обрамлении ярких огней и грома циркового оркестра. Другие — в будничной рабочей  обстановке. Иллюзионисты и укротители, акробаты и наездники, воздушные гимнасты и клоуны. Но не только.


Рекомендуем почитать
Избранное. Романы

Габиден Мустафин — в прошлом токарь — ныне писатель, академик, автор ряда книг, получивших широкое признание всесоюзного читателя. Хорошо известен его роман «Караганда» о зарождении и становлении казахского пролетариата, о жизни карагандинских шахтеров. В «Избранное» включен также роман «Очевидец». Это история жизни самого писателя и в то же время история жизни его народа.


Тартак

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Фюрер

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Том 9. Письма 1915-1968

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Фокусы

Марианна Викторовна Яблонская (1938—1980), известная драматическая актриса, была уроженкой Ленинграда. Там, в блокадном городе, прошло ее раннее детство. Там она окончила театральный институт, работала в театрах, написала первые рассказы. Ее проза по тематике — типичная проза сорокалетних, детьми переживших все ужасы войны, голода и послевоенной разрухи. Герои ее рассказов — ее ровесники, товарищи по двору, по школе, по театральной сцене. Ее прозе в большей мере свойствен драматизм, очевидно обусловленный нелегкими вехами биографии, блокадного детства.


Петербургский сборник. Поэты и беллетристы

Прижизненное издание для всех авторов. Среди авторов сборника: А. Ахматова, Вс. Рождественский, Ф. Сологуб, В. Ходасевич, Евг. Замятин, Мих. Зощенко, А. Ремизов, М. Шагинян, Вяч. Шишков, Г. Иванов, М. Кузмин, И. Одоевцева, Ник. Оцуп, Всев. Иванов, Ольга Форш и многие другие. Первое выступление М. Зощенко в печати.