Твердая порода - [64]

— Остается одно — бросить это место! — сказал он.

— Бросить-то легко, — раздумчиво возразил другой. — А ведь тут есть нефть!

— Где же она, ваша нефть? — закричал первый. — Ну, покажи, раз ты геолог!

— Анализы говорят: нефть есть! Видимо, мы немного отклонились, — настаивает на своем геолог, а сам, будто боясь главного хозяина, стоит чуть в стороне, не подходит.

— Хочешь заложить новую скважину? — гаркнул на него хозяин. — Нет уж, дорогой, на такую щедрость я не пойду!

— Эти границы нельзя оставлять открытыми, нам нужна полная ясность, — говорит геолог.

Упрямый, оказывается, человек! Подобрал проволочку и, чертя что-то на земле, стал горячо доказывать, что нефть в этом районе непременно должна быть. Хозяин вырвал проволочку и начертил под ногами круг.

— Нам снова нужно возвращаться в сторону Ромашкина, — говорит он. — А вы, геологи, взяли да и забросили скважину вон куда! Даже уникальное месторождение нефтяным океаном быть не может, оно имеет какие-то свои границы!

— Убежден, что здесь нефть есть! — твердит геолог и, рисуя что-то в блокноте, опять начинает доказывать. — Разве об этом не говорит схема разреза пластов, образцы, взятые из скважины, и особенно пропитанный нефтью пласт песчаника? Пласт продуктивен! Наконец, скважина прошла угольный пласт и был выход газа. Я утверждаю — есть нефть! Мы прошли чуть стороной…

— С какой стороны? Справа, слева? Сколько метров? — коварно улыбается хозяин.

А тот геолог, ох и ученый человек, не теряется, тут же находит ответ:

— По-моему, с этого же места нужно заложить наклонную скважину в сторону центра. Наклонная скважина нам ведь и в половину полной стоимости не обойдется!

— А если опять не попадем на нефть? Не обойдется вся эта затея в полторы цены? — уже поддаваясь, сказал хозяин, молчаливо согласившись с геологом, посмотрел на главного инженера. — На сколько метров мы можем идти в сторону?

— Смотря какой наклон дать. Сотню, две, триста метров и даже более.

— Эта бригада имеет опыт наклонного бурения! — подковырнул директор конторы Зубаирова. — Они любят уходить в сторону…

По шутливому тону хозяина все поняли, что вопрос решен.

— Идемте-ка, подумаем, посоветуемся.

Все скрылись в вагончике буровой.

Итак, бригада никуда не уходит, остается в Язтургае.

24

«В птичнике-то теперь — поликлиника!» «Райса — строгий, хороший дохтур», «Райса — волшебница». Эти слова, произносимые и в шутку и всерьез, открыли путь в медпункт. Большинство больных, и особенно молодые, стали избегать знахарок.

Райса теперь приходила поздно, очень уставала. Ей даже стало казаться, что в Язтургае все болеют, хотя она и понимала, что это, конечно, не так. Да, она гордилась тем, что, не будучи терапевтом, верно поставила несколько серьезных диагнозов, что сделала уже три операции, пустяковых вообще-то, но вовремя, что начала узнавать село, и нескольких пациентов решительно отправила с единственным советом поменьше пить.

Только вот с сунной, стародавним мусульманским обрядом, ничего не получалось у Райсы. В деревне почему-то рождались большей частью мальчики, и этот проклятый старик-обрезальщик продолжал свое ремесло. Мало того что он своим самодельным ножом наносил болезненную рану младенцам. Для присыпки старик применял какой-то порошок из трухлявого дерева.

Что делать? Какие меры предпринять?

Решила Райса посоветоваться с председателем сельсовета. Хафизов вначале крепко сомневался в успешной работе медпункта. «Не пойдут к вам наши люди, не пойдут!» — убеждал он Райсу при первом знакомстве. Однако вскоре он был приятно удивлен, а после операции стал по-настоящему уважать Райсу. Правда, поначалу это уважение он пытался выразить своеобразно. Выздоровев, взял под мышку добротный отрез на платье и пришел в медпункт.

— Если вы действительно хотите меня отблагодарить, товарищ председатель, то побеспокойтесь лучше о медпункте!

Увидев на глазах Райсы набежавшие слезы, Хафизов взялся извиняться, просить, чтоб она никому в селе об этом не говорила, и смущенно удалился со своим свертком. А вскоре достал для медпункта новую мебель, выделил средства для приобретения полного комплекта инструментов, сам привез по заказу Райсы разнообразные медикаменты из района.

— На будущий год начнем строить новый медпункт, — пообещал Хафизов Райсе и осторожно добавил: — Если, конечно, будет такая возможность…

И вот очередная забота Райсы, с которой она пришла к Хафизову.

— Насчет обрезания, сестра-доктор, не знаю и что сказать. Несколько раз мы предупреждали этого старика, запугивали, однажды даже наложили штраф… По-моему, здесь есть вина и самих людей. Детей приносят и приводят, умоляют его, большие деньги суют… Пробовали мы обложить старика подоходным налогом. Он прекратил свое занятие, но народ-то не переменился! Начали ездить в соседнюю деревню. Народ-то штрафовать за это не станешь! Да, старое — очень живуче, и наше население, несмотря на большую работу, проделанную Советской властью…

Райса вдруг начала смеяться. И не над своей беспомощностью, и не над его общими, очень правильными словами. Ей вспомнился рассказ язтургайцев о Хафизове.

— Пережитки темного прошлого, как тяжкий груз, тянут назад, и борьба с ними… — председатель прервал свою тираду, запнулся: — Вы что смеетесь?