Твердая порода - [62]

— Выход один, — говорит бурильщик.

— Неужто? — спрашивает мастер.

— Да. Только он выручит.

— А о себестоимости скважины ты подумал?

— Думай не думай. Один он тут сладит.

«Кого они имеют в виду? — насторожился Камиль. — Кто этот могучий он?»

— Ладно, — решил Зубаиров, взглянув почему-то на Камиля. — Пока крути, а я поеду за алмазом.

«Шутят! — подумал Камиль. — Опять надо мной шутят». Он прекрасно помнит, как еще в школе учитель химии говорил, что алмаз — редчайший минерал на земле, а самый крупный камень, известный людям, размером не больше голубиного яйца, однако цену его нельзя определить — так он дорог. Но тут идет речь не о какой-то маленькой вещице, а об огромном долоте весом больше трех пудов!

С другой стороны, Кадермат Имамутдинович над Камилем никогда не шутил, да и мастер с самого начала относился к нему, как ко взрослому. И молодой рабочий ясно представил себе, как мастер привозит алмазное долото, искрящееся, играющее всеми цветами радуги, поднимает его над головой, и все жмурят глаза от лучистого сияния. Камиль обязательно попросит разрешения у мастера потрогать алмазные грани драгоценного долота. А может, ему разрешат собственными руками ввернуть долото в резьбу турбобура? Он это уже хорошо умел делать…

Оттаскивая в сторону негодные трубы, Камиль нетерпеливо поглядывал на дорогу — где же это бур? Наконец показалась закрытая машина, какой раньше не появлялось на буровой. Бур находился в железном ящике с замком, и его охраняли какие-то чужие люди — сразу было видно, что это не конторские снабженцы. Когда осторожно, почти благоговейно мастер ставил долото, эти люди зорко наблюдали за его движениями, и Камиль не решился даже приблизиться к столь ценному инструменту. Правда, он успел разочарованно заметить, что это было, вообще-то, нормальное долото, обычное стальное корневище с тремя тупыми отростками. И никакого тебе там радужного блеска. На кромках шарошек виднелись мелкие крупинки стеклышек, похожие на осколки темной, непрозрачной бутылки.

— Это и есть алмазный бур? — шепнул он Еланскому.

— Он, — уважительно произнес тот.

Алмазное долото быстро погнало метры. Скважина уходила все глубже и глубже, с каждой вахтой наращивалась стальная колонна.

Однако пока не было видно ни волшебной нефти, ни чудо-фонтана. Уже прошли в глубину более двух километров, подняли наверх образцы всех подземных пород — глину, песок, известняк, доломит, пробились к девонскому пласту и теперь грызут кремень, гранит, магму, а нефти все нет и нет.

Настроение буровиков упало, отшибло желание работать. Да, не везет их бригаде, надо уходить от этого мастера! Ведь они просто так, без толку и надежды вот уже который месяц крутят этот бур.

Зубаиров на ходу рассматривает поднятую из недр породу, потом молча отнимает у Кадермата рычаги, немного бурит и с нетерпением подходит к желобкам — ни дать ни взять ребенок копается в песочке пальцем, и ему интересно. Но теперь уж из скважины идет не песок, не глина, а искрошенный в крупу гранит. «Да, нефть, осталась в стороне, — с тоской думает мастер. — Несчастливый я».

— Не видно?

Зубаиров прищурил глаза и молча уставился на своего бурильщика. Кадермат нажал на кнопку, остановил бурение. После долгой паузы спросил о главном:

— Может, наша скважина пустая вообще?

— Похоже на то, — трудно проговорил Зубаиров.

Кадермат невнятно выругался. Да, сведены на нет все мучения буровиков, плакали народные денежки. И не ругаешься да заругаешься…

Плохая весть, как тревожный ветер, с буровой дошла до Язтургая, ворвалась в дома, где жили на постое буровики. «Нефть не обнаружена!»

И вот вся бригада собралась в Калиновой роще у безжизненной буровой. На лицах можно было увидеть и злость, и жалость к себе, и упадок сил, все, кроме сочувствия мастеру. Вот сидит на ступеньке Тин-Тиныч, потерянно перебирая свои белокурые, слегка вьющиеся волосы, глядит в землю. Рядом, прикрыв рот рукой, стоит его помощник Фархутдин — даже этому не до шуток. Подошел, прислонился к столбу Мутгарай. Спиной почувствовал, как тугой осенний ветер чуть кренит вышку, и ему почудилось, что вот-вот буровая рухнет и настанет конец их мучениям, разом разрешатся все его, Мутгарая, вопросы. А Еланский злорадно уставился на мастера, словно хотел сказать: «Ну, доработались! Что дальше?» Не уловил Зубаиров доброты даже во взглядах Кубрака и Габбаса. А уж эти-то парни всегда были безответными смирнягами! Правду говорят — друзья до первой беды…

Зубаиров перевел на буровую страдающие, покрасневшие от последних бессонных ночей глаза. Просто стоял и стоял, не зная чего сказать и что делать. «Нет, надо мне уходить из разведки…» Все лето и осень! Столько сил! Сердце Зубаирова тупо ныло. Ведь и разместились они здесь основательно. Все в квартирах. Райса хорошо работает. Сам Фазыл даже стал привыкать к этому Язтургаю… И как стыдно перед жителями села!

Зубаиров отрешенно посмотрел на разведчиков. Это крайнее, вот-вот готовое лопнуть, напряжение долго продолжаться не может. Мастеру следует сказать что-то, предупредить взрыв.

Однако он никак не мог найти слов, которые успокоили бы людей. Вышел вперед Сергей Саакян и, будто дразня Зубаирова, со звоном ударил ногой по трубе: