Твердая порода - [61]

За чаем неторопливые начались расспросы: откуда будет Мутгарай родом, кого оставил дома. Постепенно Давлетбай перевел разговор на нефть: как там идут дела, найдут ли, а ужо после всего подступил к вопросу о квартире.

— Да поможет вам бог. Трудно, видно, жить на чужой стороне без родных. Неудобно, конечно, и на постое… Особенно в тесной избушке нашей Фариды…

— Привыкнешь, и ничего трудного, бабай, — возразил Мутгарай. — Потом ведь дело вовсе не в тесноте, было б душе не тесно…

— Это уж поистине так, вы умное слово сказали… Наша невестка Фарида — приветливая, большая душа… Только вот счастье ее обошло, сирота она…

И вот что поразило Мутгарая: старики ни словом не обмолвились о покойном сыне, только хвалили сноху — Фарида трудолюбивая, Фарида быстрая, Фарида умелая. И за стариками Фарида ухаживает, помогает им. Хотя и осталась без мужа, никто плохого о ней не скажет, Фарида блюла себя, не уронила в глазах людей. И вот такому человеку бог счастья не дал…

Немного странным казалось, что свекор и свекровь так говорят о своей невестке, но Мутгарай понял их правильно. Они были хорошие люди, эти старики, всерьез беспокоились за судьбу Фариды.

Правда, Мутгарай сделал вид, что не понимает их намеков, горячо поблагодарил стариков за гостеприимство. Дома весело сказал Фариде:

— Слушай, Фарида, свободного времени у меня вагон и маленькая тележка, нефть еще не скоро покажется, может, мне вот из этих твоих бревен срубить сруб?

— Не говори глупости! Тут бригаде плотников работы да заботы!

— Ты меня не знаешь! И напрасно возражаешь, Фарида. Я уже прикинул: тут у тебя достаточно материалу для пятистенного дома. Завтра же и приступлю!

— Не надо, не надо! — Фарида и слушать об этом не хотела.

— Да я за свою жизнь срубил десяток срубов. Да, да, не смейся! В ФЗО научили. В Сибири для шахтеров мы рубили из бревен длинные бараки. Вот работа была на морозе! Из-за этого и в армию меня тогда не взяли…

Последнее надо ли было говорить Фариде, но Мутгарай все еще жалел, что не служил в армии, он так мечтал о ней в детстве и юности! В армии он бы показал, кто такой Мутгарай!

Хотя Фарида и не дала согласия, Мутгарай решил: с завтрашнего дня приняться за сруб.

23

Вот уже почти четыре часа бур тычется в одно место. Видимо, уже износился. У него, может, и зубы-то раскрошились. Хотя уже давно наступило время замены бура, Кадермат не спешит поднять инструмент, ждет указания мастера.

Очень уж своеобразной оказалась эта язтургайская скважина. Вот дошли до проектной глубины и открыли продуктивный горизонт, потом еще пробурили довольно много, однако нефти не было. Бур легко пронзил пропитанный нефтью песчаник и опять наткнулся на твердую породу. Выходит, разведчики добрались до кристаллического фундамента! Есть ли смысл продолжать работу, грызть этот гранитный пласт, под которым никаких нет богатств? Карта картой, теория теорией, но буровики уже, можно сказать, дали свой огорчительный ответ.

О положении на скважине больше всех беспокоился, кажется, Камиль. Приходя на вахту, спрашивает: «Нефти не было?», а уходя волнуется: «Лишь бы не пошла в мое отсутствие!» Ему хочется своими руками направить нефтяной фонтан, собственными глазами увидеть, как этот фонтан ударит высоко-высоко в небо, чтобы потом рассказать в селе обо всем своим товарищам.

Хочется-то хочется, но от этого хотенья ничего не менялось: бур часами без толку крутился в забое, быстро изнашивался и его приходилось часто менять, а что это была за работа, Камиль узнал полной мерой. Набил инструментом кровавые мозоли на ладонях, надавил трубами синяки на плечах. И он, наверно, долго не забудет того дня, когда бригада перешла на особое долото. Даже не поверил сразу, что такое может быть, и вспомнил, как Еланский разыграл его однажды, послав за новым буром в будку. Камиль тогда не нашел ничего, что бы напоминало столярное долото, сверло или буравчик.

— Да там они, там! — кричал Еланский. — На полу валяются, ищи получше!

Парень всю будку переворошил, а Еланский все кричал:

— Может, в кармане моего пиджака? Или в сумке мастера?

Нет, не было никакого бура ни в карманах, ни в сумках. Еланский, похохатывая, появился в будке, поднял с пола большое железное устройство, напоминающее вывороченный дубовый пень с тремя отрезанными корнями, и навалил эту тяжесть на плечо Камиля.

— Да вот же он — бур-то!

Камиль даже охнул под тяжестью инструмента, хотя и выдержал, не согнулся. Долото завернули, закрепили на конце колонны и опустили в скважину. Хорошо, бур, но где же у него острые детали, которыми он взрезает пласт? Кадермат Имамутдинович тогда очень хорошо объяснил, что внутри каждого корня этого стального пня крутятся оси, на которые надеты шарошки, похожие на конусные шестерни комбайна, только сделаны они из очень твердого металла. «Это и есть лезвие долота», — сказал бурильщик. Вода под большим давлением крутит лопатки турбобура, и тот катает в забое шарошки, которые разрушают горную породу. Просто и понятно.

И вот Камиль смотрит на мастера, зажавшего в кулаке свой длинный подбородок, на Кадермата Имамутдиновича, остановившего бурение, устало вытирающего со лба пот.