Твердая порода - [59]

Иногда Фарида жалела, что не разговаривала по-доброму с людьми, которые сватали ее. А вот эту ночь лежит Фарида и терзается: пустила в квартиру чужого человека.

«Нет, скажу ему по-хорошему, пусть уходит»…

Утром она подняла занавеску. Мутгарая не было. У Фариды даже сердце похолодело: «Неужели совсем ушел? Даже не попрощавшись? Неужели догадался о моих мыслях?»

Ей стало плохо, будто из сердца пребольным образом выдернули какую-то невидимую нитку. Держась за грудь, она села на кровать и стала смотреть на неубранную постель Мутгарая.

— Сама виновата, — прошептала она. — Всегда так получается, если стоят к человеку боком… Дура я, дура…

Потом она по пути на работу занесла дочку к свекрови, силосовала с бабами кукурузу, задумчиво, развязав белый узелок, ела во время обеда и думала о Мутгарае. Старалась не думать, но не было такой минуты, чтоб не думалось.

«Вот, оказывается, какой человек. Ты смотри, даже ушел молча, без слов… Ну, конечно, изба показалась тесной, а верней всего, я ему не понравилась, не пара. Если так, то почему на уборке так шутил и глядел на меня туманными глазами? Наверно, ушел из-за дочки. Что парню рядом с женщиной и с ее ребенком?.. Постой-ка, дуреха, с какой стати я старательно хочу сделать его своим? Он же не сказал мне ничего. Попросился на квартиру, я будто бы согласилась, и все. Квартира ему не понравилась, сказать об этом напрямик постеснялся и спозаранку удрал. Вот и все…»

Когда она, измученная своими думами, вернулась вечером домой, Мутгарай во дворе колол дрова. Открывая калитку, она почувствовала, как дрожат руки. Ей хотелось упрекнуть Мутгарая за то, что утром он ушел молча. Однако, сообразив, что не имеет на это права, удержалась.

— Я ведь, Мутгарай, забыла оставить ключ! — И чуть было не добавила: «Из-за тебя ум отшибло».

— Да ничего. Тут работенка нашлась…

Если судить по поленнице, то Мутгарай, должно, пришел давно. В дом не попал и от нечего делать взялся колоть дрова.

Фарида достала из кармана ключ, открыла дверь.

— Брось работу, заходи!

Ей все казалось, что парень бросит вот-вот топор и уйдет со двора. Но Мутгарай пришел не затем, чтобы уходить. Вон у поленницы стоит его имущество — чемодан. Он ловко тюкнул кончиком топора, и тот остался торчмя в полене. Потом поднял свой фанерный чемодан и, не торопясь, вслед за Фаридой вошел в дом. Наедине обоим стало как-то неловко.

— Помыться бы мне, Фарида. Я прямо с буровой.

Мутгарай, стесняясь, разделся, снял рубашку и остался в майке. В нос Фариды ударил запах мужского пота. О боже, как, оказывается, можно отвыкнуть от мужчины.

Когда она приблизилась к Мутгараю с полным кумганом теплой воды, душистым мылом и вышитым полотенцем, парень расцвел от радости. Он может умываться теплой водой и утираться белоснежным полотенцем? Однако стоит ли портить вышитое полотенце этими замазученными мозолистыми руками? Умывшись, Мутгарай достал из чемодана казенное вафельное полотенце, оно когда-то было белым, а сейчас приняло желтоватый цвет.

— Это нужно постирать! — Фарида вырвала тряпицу из рук Мутгарая.

— Я же испачкаю твое!

— Испачкаешь — выстираем!

В душу Мутгарая, истосковавшегося по теплому слову, эти решительные слова Фариды вливались топленым маслом. Просунувшись за печку, он стал торопливо переодеваться. У него был новый еще синий костюм, белая сорочка и хромовые сапоги. За несколько лет работы на буровой он надевал все это два-три раза. Как-то не было повода наряжаться, а когда случалось — вахта не совпадала. Ребята знали, что Мутгарай с одинаковым безразличием работает и в будни, и в праздничные дни, поэтому часто просили подменить. Как-то в Карабаше он собрался было переодеться и сходить в клуб, но передумал: «Чего это без причины переодеваться, меня оттуда и так не выгонят». И на берегах Ика однажды хотел было щегольнуть. Тогда Мутгарая за помощь во время весеннего сева пригласили на праздник механизаторов. Думал-думал и отправился в повседневной одежде. «Все знакомые и друзья не осудят», — решил он.

А сегодня не праздник, не выходной, а Мутгарай взял да приоделся, даже сам не зная, зачем он это сделал. Вот вышел из-за печки, поскрипывая хромовыми сапогами, заглянул в настенное зеркало. Ничего, чистый и молодой. Нет, не совсем прав Фархутдин. Мутгарая нельзя назвать уродом. Плечи-то какие! И если бы не было вот этого широкого, круглого и красного, как раскаленная сковорода, лица и нос был бы чуть побольше, парень прямо стал бы красавцем… Куда ж денешься, если нос словно кошка слизнула? Зато чего стоят его волосы! Пускай говорят, что он рыжий, называют медной головой — Мутгараю нравятся его пламенные волосы.

Фарида, занятая приготовлением ужина, с потаенной улыбкой наблюдала, как парень стоит перед зеркалом и любуется собой. И вдруг из сердца опять выдернуло ниточку: «Он же собирается к девушкам!..»

Стало жарко и холодно, в душе закипели неизвестно откуда появившиеся ревность, злоба и обида. Случайно уронила мешочек с мукой, рассыпала муку по полу. «Не к добру!» Потом, когда уже резала лапшу, ножом полоснула по кончику пальца. «Глупая баба! — кляла себя Фарида, — увидела мужика и взбесилась!..» И все же не удержалась: