Турецко-русская война 1710–1713 гг. - [37]
Таким образом, воды почти не было только у Вешневца, да у «урочища Стратил» вода была «самая худая, не толико что людем пить, но и лошадям не мочно, ибо многой скот и собаки, пив, умерли тут. И тако безводными местами будет идти от Белзы до Прута 51 верста»[346].
Русская армия перешла на западный берег Прута, чтобы спускаться к Валахии, но не имела данных о противнике. Эта река отделяла русских от турок точно также, как Ворскла от шведов перед Полтавской битвой. Осмотрев 23 июня войско Шереметева, Пётр I приказал наводить через Прут на 16 медных понтонах ещё два моста, которые через пять дней были готовы. Узкие переходы были наведены и на однодревках, найденных по берегам реки. После того, как Пётр с гвардией и с остальными пехотными и кавалерийскими полками соединился с корпусом Шереметева, командование всей армией перешло в руки царя.
В эти дни вступившее в Молдавию русское правительство упустило шанс избавиться нежеланной Турецкой войны и без потерь вернуться на северный фронт.
23 июня в лагере у Ясс неожиданно появился грек-посланец — конюший и резидент валашского господаря в Москве Георгий Кастриот[347]. Он имел инструкцию от князя Валахии и извинялся за хозяина, что тот «в рассуждении приближения турков не может прислать в Российскую армию ни войск, ни съестных припасов»[348]. Турки первыми перешли Дунай и лишили валахов русской защиты. Брынковяну вместо смены подданства намерился помочь царю в примирении с турками.
Кастриот объявил невероятное — верховный везир тайно осведомил Иерусалимского патриарха Хрисанфа о желательности мирных переговоров («наклонен ли Российской государь к миру»)[349]. Возможно, Балтаджи созвал совет, «дабы мог с Царским Величеством мир постановить, хотя и с малою прибылью турецкою, токмо бы королю шведскому дали свободную дорогу»[350]. Это подтверждали и пленные турки[351].
Чем было вызвано такое нежданное решение турецкой стороны?
Дело в том, что о помощи «сорокатысячного войска» шведов из Померании не было слышно[352]. По мере разгорания войны высшие чины Порты начали колебаться — не стоит ли уладить дело миром на условиях «статус кво»? Ослаб старый стереотип о русских, которые, «будучи бедными презренными и простодушными, без храбрости, боясь удержать место в сражениях с другими народами, ушли далеко на север, где вечная зима и студёный мрак». «Война против Московии из-за обширных пустынных провинций» особо не вдохновляла и аскеры уже «начали дезертировать в значительном количестве» из османского войска[353].
Зондаж о мире отвечал интересам Балтаджи, который сознавал свою военную никчёмность. «Султан ни в чем не доверяет шведам и кается, что поверил доношениям хана крымского, которого все нежелающие войны бранят, говоря, что он склонил на то султана не для интересу империи, но для одной приватной своей прибыли… Турки… зело удивляются, что шведское войско умедлило выступить в Польшу до сей поры, ибо обещано было, чтоб шведам вступить в Польшу к месяцу июню и видеть туркам такую мешкоту и трудность шведов вступления в Польшу гораздо нелюбо и за тем готовы суть паки честной мир учинить… Министры теперь не говорят, что зачали войну для разорения новопостроенного города и для сожжения флота московского, но для того, чтобы войско московское выступило из Польши и проводить… свободнее короля шведского»[354]. Русско-турецкий мир на условиях «статус кво» избавил бы от тяжёлых потерь по Прутскому миру, заключённому всего через 19 дней после предложения Кастриота.
Миссия от валашского господаря подняла настрой и русский штаб отверг мирное предложение. Ведь в Молдавию вошли самые боеспособные войска вместе с победителем-самодержцем, опытной и храброй гвардией, лучшими генералами, офицерами, солдатами и канонирами. Представлялось, что стальной клин полтавских победителей разнесёт противника на пути к Дунаю. Командование держало в уме «большую баталию», понимая, что султан «не уступит волохов, а Царскому Величеству, взяв их в верность за себя, [нельзя] уступать ему [султану] под меч»[355].
Пётр I предписал «министру и надворному советнику» при штабе Шереметева С. Л. Владиславичу успокоить снедаемого тревогой Кантемира, что русские на мир не пойдут[356]. Но в «Гистории Свейской войны» написали, что валашскому резиденту просто «не поверили»: «от мултянского господаря Константина Бранкована посланник Кастриот… при поздравлении Его Величеству объявил, что везирь турской патриарху Иерусалимскому приказывал чрез господаря его проведать, есть ли склонность с стороны Его Величества к миру, о чём он от салтана трактовать указ имеет. Но тогда тому не поверено, а паче того ради то не принято, дабы не придать неприятелю сердца или куражу»[357]. Возможно, повлияло и враждебное настроение («суспиции») Кантакузина против Кастриота[358].
Вечером 24 июня к молдавской столице с конвоем из 300 всадников отправился и Пётр I. При подходе к Яссам царя-освободителя и Екатерину Алексеевну встречало семейство Кантемира с женой Кассандрой и детьми, митрополит Гедеон II и молдавские бояре. Царь не преминул посетить молдавские церкви и монастыри. От приёма Кантемира и его двора 25 июня в ясском дворце монарх был в восторге («зело возделенный приём нас от господаря волоского и прочих сей земли»). О трудностях степного пути было забыто. Музыканты играли турецкие напевы, сочинённые самим князем. Царь много раз обнимал, целовал и поднимал в объятьях невысокого молдавского князя. Господарь был награждён высокой наградой — портретом государя с бриллиантами.
Предлагаемая работа — это живые зарисовки непосредственного свидетеля бурных и скоротечных кровавых событий и процессов, происходивших в Ираке в период оккупации в 2004—2005 гг. Несмотря на то, что российское посольство находилось в весьма непривычных, некомфортных с точки зрения дипломатии, условиях, оно продолжало функционировать, как отлаженный механизм, а его сотрудники добросовестно выполняли свои обязанности.
Книга доктора исторических наук К.А. Аверьянова посвящена одному из самых интересных и загадочных вопросов русской истории XIV в., породившему немало споров среди историков, — проблеме так называемых «купель Ивана Калиты», в результате которых к Московскому княжеству были присоединены несколько обширных северных земель с центрами в Галиче, Угличе и Белоозере. Именно эти города великий князь Дмитрий Донской в своем завещании 1389 г. именует «куплями деда своего». Подробно анализируются взгляды предшествующих исследователей на суть вопроса, детально рассматриваются указания летописных, актовых и иных первоисточников по этой теме.
Автор — полковник, почетный сотрудник госбезопасности, в документальных очерках показывает роль А. Джангильдина, первых чекистов республики И. Т. Эльбе, И. А. Грушина, И. М. Кошелева, председателя ревтрибунала О. Дощанова и других в организации и деятельности Кустанайской ЧК. Используя архивные материалы, а также воспоминания участников, очевидцев описываемых событий, раскрывает ряд ранее не известных широкому читателю операций по борьбе с контрреволюцией, проведенных чекистами Кустаная в годы установления и упрочения Советской власти в этом крае. Адресуется массовому читателю и прежде всего молодежи.
Из борьбы с испанским владычеством Голландия вышла одной из величайших в мире морских империй. За несколько лет страна обрела контроль над огромными территориями: от Индонезии до Западной Индии, от Южной Африки до Южной Америки. Чарлз Боксер, профессор Йельского университета, автор целого ряда исторических трудов, представляет Голландию XVI–XVIII вв. Объясняя причины стремительного восхождения столь маленькой страны к могуществу, Боксер обращает внимание на то, как и почему происходит бурное развитие промышленности, морской торговли, сельскохозяйственное изобилие и культурный расцвет страны.
Работа видного историка советника РАН академика РАО С. О. Шмидта содержит сведения о возникновении, развитии, распространении и критике так называемой «новой хронологии» истории Древнего мира и Средневековья академика А. Т. Фоменко и его единомышленников. Подробно характеризуется историография последних десятилетий. Предпринята попытка выяснения интереса и даже доверия к такой наукообразной фальсификации. Все это рассматривается в контексте изучения современного общественного исторического сознания и тенденций развития науковедения.
Предлагаемая книга впервые в отечественной историографии подробно освещает историю Германии на одном из самых драматичных отрезков ее истории: от Аугсбургского религиозного мира до конца Тридцатилетней войны. Используя огромный фонд источников, автор создает масштабную панораму исторической эпохи. В центре внимания оказываются яркие представители отдельных сословий: императоры, имперские духовные и светские князья, низшее дворянство, горожане и крестьянство. Дается глубокий анализ формирования и развития сословного общества Германии под воздействием всеобъемлющих процессов конфессионализации, когда в условиях становления новых протестантских вероисповеданий, лютеранства и кальвинизма, укрепления обновленной католической церкви светская половина общества перестраивала свой привычный уклад жизни, одновременно влияя и на новые церковные институты. Книга адресована специалистам и всем любителям немецкой и всеобщей истории и может служить пособием для студентов, избравших своей специальностью историю Германии и Европы.