Голландское господство в четырех частях света XVI—XVIII века

10 июня 1648 г. португальский посол в Гааге Франциско де Соуза Коутиньо послал депешу своему венценосному повелителю, объявляя, что голландцы одобрили мирный договор, подписанный в Мюнстере между их посланниками и представителями короля Филиппа IV Испанского. «Мир был провозглашен, — отметил он, — простым зачтением статей договора в Верховном суде, в десять часов утра пятого числа сего месяца — этот день и этот час были выбраны потому, что восемьдесят лет назад в этот же день и в то же время герцог Альба казнил в Брюсселе графа Эгмонта и графа Горна; и Штаты[1] пожелали, чтобы их свобода началась в тот же день и час, когда два этих дворянина пали во имя нее». Соуза Коутиньо был явно потрясен выбором времени, приуроченным правителями Соединенных провинций свободных Нидерландов к этому историческому событию, ибо в депеше, отправленной им своему коллеге в Париж, он еще раз подчеркнул преднамеренность выбора ими дня и часа. Будучи патриотом Португалии, он сделал все возможное, чтобы предотвратить заключение этого договора, который теперь развязывал одну руку исконным врагам Португалии, испанцам, — другая по-прежнему оставалась занятой войной с Францией, — чтобы они могли заняться его страной; и Коутиньо достаточно ясно дал понять, что Мюнстерский договор далек от того, чтобы его повсеместно приветствовали все жители самопровозглашенных Соединенных провинций. Он закончил свое второе послание на философской ноте, заметив, что «У Господа Свои пути возвышения и низложения людей, которые недоступны для их понимания, и обычно они оказываются противоположными ожидаемому. В любом случае ныне живущие в скором времени еще увидят множество перемен».

80 лет были не таким уж коротким промежутком времени, если касаться продолжительности жизни в те времена. В большинстве европейских стран она составляла около 30–32 лет, и немногие из молодых жителей Нидерландов в июне 1568 г. смогли дожить до дня, описанного Соузой Коутиньо. Однако образованные нидерландцы или испанцы не стали бы отрицать, что предыдущие 80 лет были временем беспрецедентных перемен и потрясений. В 1568 г. Нидерланды образовали сложную совокупность земель и городов, говорящих на фламандском и/или на французском языках, произвольно объединенных в 17 провинций под скипетром короля из испанских Габсбургов, чьи владения простирались от Фризских островов в Северном море до Филиппин в Южно-Китайском море. Общеизвестно, что лютеранство, анабаптизм, кальвинизм и другие виды протестантской ереси пустили в Нидерландах глубокие корни, о чем свидетельствовали beeldenstorm — иконоборческие бунты 1566 г., когда церкви подвергались разграблению, образа уничтожались, а со священниками обходились совсем по-скотски. Однако основная масса населения все еще придерживалась римско-католической веры, тогда как протестанты были разбросаны незначительными группами по всей стране, значительно меньше представленные — если представленные вообще — в северных провинциях по сравнению с южными. Альба с легкостью разгромил (21 июля 1568 г.) доморощенные войска Вильгельма, принца Оранского, при первой попытке вооруженного сопротивления испанскому правлению и религиозным преследованиям. Похоже, не существовало серьезного шанса на то, чтобы сломленные духом и дезорганизованные повстанцы могли снова выступить против Испании без помощи Англии или Франции, и ничего подобного не предвиделось. Фламандские и валлонские дворяне, на которых можно было положиться в руководстве победоносным мятежом, были либо мертвы или в заключении, либо бежали или совершенно запуганы. В экономическом отношении Антверпен являлся бесспорным торговым и банковским центром Европы севернее Альп и Пиренеев. Амстердам, ведущий город и центр кораблестроения Северных Нидерландов, хоть и все более богатеющий от своей торговли на Балтике, с Западной Францией и Иберийским полуостровом, похоже, не мог конкурировать с Антверпеном — не говоря уж о том, чтобы занять его место в качестве оплота коммерции западного мира.

80 лет спустя картина изменилась до неузнаваемости. Семь Соединенных провинций свободных Нидерландов теперь очень сильно отличались от десяти своих южных соседей, которые оставались верны — или были заново завоеваны — испанской короне и Римско-католической церкви. Семь северных провинций не только добились полной независимости, но и обладали морской и торговой империей, которая превосходила португальскую и соперничала с испанской, простираясь до островов Пряностей[2] в Индонезии и до карибского побережья. Вместо короля из Габсбургов свободные Нидерланды управлялись бюргерами-олигархами, на службе у которых состоял богатый и влиятельный принц Оранский, женатый на английской принцессе правнук подвергавшегося преследованиям беженца 1568 г. К 1648 г. кальвинизм в южных провинциях, Las Provincias Obedientes — послушных, как их называли испанцы, — полностью исчез вместе со всеми другими видами протестантства. В семи северных провинциях кальвинизм являлся официальной и единственной признанной религией, хотя ее ортодоксальные приверженцы насчитывали менее трети всего населения. Разномастному сброду, который Альба так легко разгромил в 1568 г., наследовала хорошо оплачиваемая, умело руководимая и высокодисциплинированная армия, считавшаяся в Европе непревзойденной. Голландский военно-морской флот, которого в 1568 г. попросту не существовало, заслужил репутацию лучшего на Атлантике благодаря ряду побед, увенчавшихся разгромом М. Х. Тромпом Испанской армады при Даунсе 21 октября 1639 г. И наконец — но не в последнюю очередь, — Амстердам не просто занял место Антверпена, как коммерческой столицы Европы, но и достиг такой вершины процветания, что его имя стало известно в столь отдаленных уголках мира, где никогда не слышали о Лондоне, Париже или Венеции. Что бы там ни думали жители остальных провинций о Мюнстерском договоре, бюргеры-олигархи Голландии должны были быть весьма довольны, когда наблюдали за фейерверками, салютами и иллюминацией, которые они приказали устроить вечером 5 июня 1648 г. Их радость не слишком сильно подмочило последовавшее затем исключительно дождливое лето, из-за которого сено осталось гнить на полях. Сельское хозяйство внутри страны не являлось основой их благосостояния.