Турецко-русская война 1710–1713 гг. - [31]
И русская, и турецкая стороны, собирая максимум сил, затянули открытие военных действий. Оба соперника старались опередить друг друга — русские в надежде на восстание христиан, турки — чтобы не допустить этого. К войне с полтавским победителем Порта готовилась как к трудному испытанию, но мобилизация турецких сил оказалась быстрее, чем русских.
Цель турецкого командования была такой же, как и во всех последующих войнах с Россией — задержать противника на пути к Дунаю и отбросить его с османской территории. Уязвимость турецкой стратегии была в сезонности — кампании велись с марта по октябрь. В период осенних дождей и зимы боеспособность воинов падала и приходилось прерывать кампанию до следующей весны.
Сбор провинциального войска («эялет аскерлери») из Румелии и Анатолии был назначен на 21 марта. 16 марта фавориту султана — «первому среди великих» садразаму (верховному везиру) Мехмеду-паше Балтаджи вручили, как главнокомандующему, зелёное с золотой бахромой Санджак-и-шериф — священное знамя Пророка Мухаммеда.
9 апреля 1711 г., получив почётный кафтан от султана, Балтаджи двинулся к Адрианополю (Эдирне). Вместе с ним, приняв такие же знаки отличия, пройдя перед султаном, ехали наместники со свитами из Карамана, Анкары, Сиваса, Алеппо, Диярбакыра и др., а также принявший наградную саблю янычарский ага («йеничери-агасы») храбрый и великодцушный мусульманин-грузин Юсуф-паша, которого (по словам П. П. Шафирова) «от войска и всего народа зело любили за его добрые поступки, как мало прежде бывало». Часть пути войско сопровождал сам Ахмед III.
Худшего, чем Балтаджи полководца нельзя было и придумать. Если за плечами Петра I были походы на Азов, опыт Северной войны, разгром в 1708 г. генерала А. Д. Левенгаупта при деревне Лесной и Карла XII под Полтавой, то родившийся в Анатолии Мехмед-паша не разбирался ни в войне, ни в дипломатии и был лишён предусмотрительности. На одном из военных советов он просто- сердечно заявил: «Я до сего времени не был ни в одном походе и ничего не могу знать о хитростях врага»[283]. Hе зная морского дела, он одно время назначался даже капудан-пашой («наивысшим адмиралом Оттоманского флота»). Полтавский триумфатор и накат русской мощи в 1711 г. казались садразаму грозными, он не исключал поражения и не спешил с маршем на север[284]. В русской армии о военном убожестве османского главнокомандующего не знали.
С 19 апреля Мехмед-паша был в Эдирне, но о войсках из Анатолии, ещё не было слышно. Прибывший из Бендер шведский посланник Т. Функ[285] имел аудиенцию с Балтаджи и потом был отправлен в Стамбул. Там из-за сомнений в исходе войны султан переслал королю через других лиц неофициальные, без подписи и печати, фразы о согласии на координацию действий с Карлом XII. Королю был «учинён от салтана изустной ответ»: «Понеже де король шведский в наш Оттоманский двор и землю пришёл и в наше вспоможение себя вручил и тако мы за него вступаемся. И суть сие настоящия иждивения и война для его покою токмо учинены. И когда Бог даст, что мы с Москвою мир сочинить имеем, и тако будем мы как мир сочинять, так и войну отправлять единокупно и обще с ним»[286]. Официальный договор султан отказался заключать.
В том же месяце флот капудан-паши Ибрагима из 360 судов[287] с 35 тысячами матросов и воинов распустил паруса и вышел к устью Дуная, в Килию, чтобы перевезти тяжёлые орудия и провиант. Потом он должен был перейти к Керченскому проливу. Главной же целью войны было отвоевание Азова. Большой флот и крепкие, том числе 110-пушечные корабли, могли метать с нижней палубы мраморные ядра весом в 3 пуда.
Дубровчанин Лука Барка, исключительно для того, чтобы ободрить русских, расписал турецкую армию как сброд нищих: «Войско азийское, почитай, всё пришло сюда, токмо остались там двое пашей. И за великой стыд себе причитают турки видеть такое войско, ибо народ плох, ободран, без ружья, и от далёкого пути утомлён, и за тем на войну без сердца идут… Хотя войско турецкое есть многочисленно, однакож торопко, нерегулярно, без голов [начальников] умных, которое войско не имеет боязни ни от везиря, ни от других офицеров». Шведский пастор Агрелль, напротив, видел «на удивление красивые, молодые и бодрые отряды», полковники были одеты в «блестящие кольчуги, с позолоченными луками и расписными колчанами, наполненными дорогими стрелами»[288].
По традиции исламское воинство на войну собиралось как на праздник. Поражал вид сипахов, гарцующих на «ветроногих» конях, разноцветные и ярко-красные одежды, «блеск оружия, сверкающего наподобие бесчисленных алмазов»[289], море белых тюрбанов и янычарских головных уборов-«кече» с журавлиными перьями и длинными шлыками сзади из белого войлока. Военный оркестр «мехтер» с его литаврами, тарелками, медными трубами, огромным барабаном, бунчуками с колокольцами поднимал дух янычарскими маршами.
Прошлую военную славу турки не растеряли. П. А. Толстой писал: «Состояние народа турецкого суть гордое, величавое, славолюбивое, а паче возносятся от того, что во время кровавых войн союзу ни с кем… не имеют и не требуют. Едини со всеми окрестными себе християны… зверобовствуют и так уповают, что ни от кого не могут побеждены быть… Народ турецкой… природы строптивой и глаголют о себе яко суть народ свободной»
