Турецко-русская война 1710–1713 гг. - [29]
Тем не менее, совет польских сенаторов на переговорах 26–27 мая 1711 г. в галицийском Ярославе выразил желание участвовать в дележе Османской империи. Полякам ответили туманно: если они примут участие в войне против турок и если будет возможность удержать завоёванное, то всё будет поделено поровну между партнёрами[265]. Сенаторы хотя и постановили «силу силою отбивать, озлобления взаимно отдавать», но Август II и Речь Посполитая «желали миру паче, нежели войны».
«Верный брат» царя (так подписывался в грамотах к Петру I Август II) больше всего боялся прорыва турок Карла XII в Польшу и заботился о том, что бы его 30-тысячная саксонская армия защищала его наследственные владения в Германии. Саксонский дипломат Ф. Фицтум требовал отдать польскому королю Лифляндию и Эстляндию, упрекал «мертвую хватку» России за Белую Церковь и Ригу, куда не впускают польских жолнёров и укорял в разорении польской земли. 29 мая был подписан договор с Саксонией, по которому в Померанию должен быть направлен русско-саксонский корпус.
В то время Август II, оберегая себя, сообщал в Стамбул, что Россия со дня на день становится всё более грозным противником, который, имея виды на «Греческую монархию», может раздавить Порту; но если Турция останется в мире с Польшей, то Москвы можно не бояться. Султану выгоднее мир с Речью Посполитой, а не помощь Швеции. Карла XII Август II извещал, что продолжая войну, тот рискует развалом своей страны, утратой короны и ему надо «защищать туловище, если нельзя сохранить члены»[266].
Г. Ф. Долгоруков в Ярославе пытался в очередной раз поднять в глазах австрийцев значимость балканского похода. Он указывал, что мощь русской армии выросла за счёт молдаван, валахов, буджакских татар и калмыков, что верховный везир из-за начинающегося мятежа сербов не осмелится вступить на левый берег Дуная, что шведский король застрял под Бендерами и царь приказал части своей пехоты блокировать его войска[267]. Австрийцы, имевшие виды на Дунайские княжества, беспокоились перемещением русских границ к Карпатам, но считали, что ни Молдавии, ни Валахии русские не удержат из-за отсутствия там крепостей и провианта[268].
Имеет смысл привести неизвестную ранее оценку австрийцами преддверия похода Петра I на Дунай. По мнению Г. В. Велчка, русские ни турок, ни Карла XII не боялись. Царь стал «намного дружелюбнее» к австрийцам и много расспрашивал о прошлых турецких войнах. Пётр I, по словам Велчка, рассуждал — пусть Карл XII остаётся при турках и если тот будет «также хорошо» командовать турецкой армией, как своей, то быстро потеряет и её[269]. Пётр I, Меншиков, оба канцлера и Апраксин просили посредничества императора Иосифа I и его союзников перед Портой и сообщали, что условия будут в ближайшее время и переданы ему, Велчку. Турецкое требование свободного пропуска Карла XII через Польшу является только поводом для переворота в пользу Лещинского[270]. Саксонцев и поляков русские убеждали, что вооружённые силы России будто бы составляют 300 тысяч, из которых 130 тысяч — регулярные войска и что против турок уже якобы поднялась Албания и Болгария. Велчек советовал австрийскому правительству подкупить Рённе или Меншикова конфискованными у восставших венгров-куруцев токайскими имениями[271].
Генерал-«богемец» русской службы Микош убедил Меншикова, что «последователи русской веры» тяжко угнетены в Чехии, вынуждены проводить богослужения в подземельях, симпатизируют царю и могут поднять «революцию» как во владениях императора, так и султана. При «приближении» войск Франции они попытаются вернуть себе свободу. Доводы Рённе о том, что в Чехии никогда не жили приверженцы «русской веры» и только очень давно — гуситы, на «светлейшего» не действовали. Чтобы быстрее склонить императора Иосифа I к России, князь собрался в качестве средства давления пригласить французского посла в России Ж. К. Балюза и куруцев на переговоры с царём[272]. В Вене в это время русский посол И. Х. Урбих уговаривал принца Евгения Савойского заключить антитурецкий оборонительный и наступательный союз, предлагая огромную сумму — 4 млн «немецких флоринов»[273]. Он же должен был «стараться» заключить союз с Венецией.
Тогда же русский дипломат Маттео Каретта предлагал мальтийским рыцарям на русские деньги дополнить их флот четырьмя кораблями и совершить рейд к Эгейскому архипелагу[274]. Открытия «второго» (австрийского) фронта добиться так и не удалось и ставка на балканских христиан стала для Москвы основной.
